Гнилое яблоко

Но здесь я летаю, над Долиной. Потому что оболочка тела уже не способна удержать душу, и она, отделившись от меня, поднимается в черное беснующееся небо. И терзает меня уже не тоска по невозможности полета, а холодный страх, что, когда моя душа возвратится, она обнаружит, что оставленное тело теперь занято кем-то другим.

Об этом я думал, глядя в лицо Отума.

– Отум, я все еще не понимаю, с чем мы столкнулись, но что это способно навредить нам, я не сомневаюсь. Как тем двоим…

Я снова подумал о куске шоколада в красном гробике из шуршащей бумажки. Я мог бы проверить… но даже если действительно обнаружу остатки шоколадки в кармане покойника, что это докажет? Или что опровергнет?

Отум пожал плечами.

– Я контролирую свою голову.

– Если из твоей памяти выпадают какие-то минуты, уже нет.

Он отступил от меня в темноту.

– Я скоро вернусь. Мне нужно забрать свою вещь, если мы хотим поскорее отправиться к выходу.

– Нет, не уходи, – возразил я с такой горячностью, какой сам от себя не ожидал.

– Ты вроде хотел убраться отсюда пораньше?

– Ты не можешь идти сейчас. Дождись рассвета.

– В чем дело, детка? – фыркнул Отум. – Я большой мальчик и не боюсь темноты.

– Просто… – я не знал, как, избежав потока сарказма со стороны Отума, объяснить свой страх отпускать его в ночь, чтобы он снова прошел мимо изрезанных тел, прямо сквозь завитки витающих над ними предсмертных мыслей.

– Просто что?

– В ночное время нам следует держаться вместе. Идем скорее. Мы не должны оставлять Миико так надолго. Если он проснется и обнаружит, что нас нет поблизости, он очень испугается.

– Ты когда-нибудь прежде слышал от него это имя – Элейна?

Я мотнул головой.

– Нет, – и против воли с моих губ сорвался тяжелый вздох.

Я чувствовал ее поблизости, прячущуюся среди черных деревьев, наблюдающую за мной испуганными глазами.

– Зачем ты затеял все это, Отум? Просто скажи мне: чего ты добиваешься?

Он не думал над ответом и секунды.

– Я хочу стать великим.

– Как Гардата?

– Да. Но человеческих сил для этого недостаточно.

– Придется тебе довольствоваться тем, что есть.

– Нет, не придется, – он улыбнулся во все зубы, озаряя улыбкой ночной мрак. – Завтра я стану кем-то совсем другим.

– Иногда мне кажется, что это не Миико, а ты не в своем уме.

– Да. Я в уме Гардаты.

– И как же ты намерен добиться своего?

– Есть способ. Но это тайна. Большая тайна.

– Если это тайна, то как ее узнал ты?

– Я очень любопытный. Всегда внимательно смотрю и слушаю. Порой вижу и слышу крайне интересные вещи.

– Ты не всерьез. Я не верю, что ты действительно хочешь обратить себя в… нечто непонятное.

– Нечто непобедимое. Завтра в моих руках окажется то, что вмещает в себя силу, способную преобразить землю на миллионы шагов вокруг. То, что может превратить своего владельца в бога. И я не уйду отсюда, пока не получу это.

– Но…

– Хватит. Теперь я хочу задать вопрос, – Отум приглушил голос. – Я тебе нравлюсь?

От его провоцирующей интонации по моему телу пробежали искры возбуждения. Я усмехнулся себе под нос.

– Ты – да. А вот Отум конченый придурок.

К счастью, вернувшись к Миико, мы обнаружили его крепко спящим. Свернулся клубочком, закрыв лицо рукавом грубого свитера Отума. Я наклонился ближе, прислушался к дыханию – спокойное и ровное. Моя ранящая тревога немного притупилась.

– Все в порядке, – сказал я Отуму, хотя он и не спрашивал. Его безразличие к Миико было широко, как пропасть.

Отум понюхал свою футболку и поморщился.

– Я пойду мыться. Здесь рядом очередное озерцо. Пойдешь?

– Лучше бы нам не ходить туда.

– Ничего не произойдет, кроме того, чему мы позволим случиться.

Отум будто вызывал меня на бой. И я последовал за ним, кинув взгляд на Миико. Улучшится ли его состояние? Я боялся по его пробуждению снова услышать: «Элейна».

Мое волнение преображалось в возбуждение.

Меня окликнул тихий голос Миико, и я с сожалением позволил Отуму уйти без меня. Сдернув с шеи фонарик, я включил его, положил на землю и присел рядом с Миико. Он выглядел настолько больным, насколько только можно выглядеть. Глаза красные, лицо синее. Он сонно моргал, глядя на меня снизу вверх, и дышал с чуть заметным усилием. Я дотронулся до его щеки и ощутил, какая она холодная.

– Все хорошо, – зачем-то сказал я, гладя липкую от слез кожу. Мне было мучительно неприятно смотреть в его остекленевшие глаза, но все же это был Миико, не кто-то другой, в кого он понемногу превращался. – Мы уйдем отсюда, скоро, и я…

Он перебил меня:

– Я должен рассказать тебе кое-что.

15. Миико

Я понимаю, что Миико выглядит слабым. Но также я понимаю, что никто не знает его лучше меня. Отум едва ли когда-нибудь задумывался о том, каков Миико на самом деле. Миико… он же как больное растение. Его смелость проявляется в его упрямстве, а его упрямство – в том, что он продолжает существовать, со своими клаустрофобией, шрамом на шее и свитером с чужого плеча. Он сказал мне однажды, что больше всего не любит

(отца)

оставаться в одиночестве. Это означает, что он боится быть в одиночестве. Но иногда он убегает и бродит где-то совсем один…

(один, пока однажды не встречает Отума)