Гнев пустынной кобры

Подполковник схватил Аеллу за руку и бросился к тому коридору, в котором только что растворился Далма. Они пробежали несколько шагов между сырыми стенами с тускло чадившими лампами. Шахин толкнул дверь черного входа. Тут же со стороны улицы посыпались выстрелы. Едва успели отпрянуть. Бросились назад. Дверь в одну из гостевых спален оказалась приоткрыта. Заскочили в нее. Прижались к стене. Шахин тяжело дышал. Посмотрел на Аеллу. Ему показалось, что она беззвучно смеется. Глаза быстро привыкли к полумраку. На полу, раскинув руки, с подломленными к спине ногами, лежал Далма. Из груди, в том месте, где была небольшая дыра в кольчуге, торчала рукоять кинжала. Рядом на полу, привалившись спиной к кровати, сидела белая танцовщица. С уголка губ тонкой струйкой бежала кровь. Кистью правой руки она зажимала рану на груди. Еще живые глаза хлопали увеличенными ресницами, а рот силился сделать глоток воздуха.

– И что теперь, Карадюмак? – хрипло спросила Аелла.

Шахин ошарашенно посмотрел на женщину. Она была страшно спокойна. Так спокойна, что выглядела самой смертью в человеческом обличье. – Я могла бы умереть раньше, но мне так хотелось досмотреть эту историю до конца.

– Ты… ты все знала? – Он едва выговорил вопрос.

– Да. И тебя я могла бы убить раньше. Но мне хотелось увидеть не только твое поражение. А всех вас. Поэтому терпела.

– Значит, та недописанная расписка от Панделиса была не признанием в любви, а чем-то еще?

– В той расписке он хотел сказать, что никогда не будет претендовать на меня. Но не успел.

– Почему же ты не вырвалась и не осталась там? – Шахин кивнул в сторону ресторанного зала. – Я бы не смог тебя утащить силой.

– Потому что я хотела остаться с тобой один на один и поговорить перед смертью.

– Чьей?

– Твоей, Карадюмак! Твоей! – Аелла выдернула из волос спицу. Высокая прическа вмиг осыпалась вниз черной бешеной рекой.

Короткий взмах.

Он увернулся. Второй удар уже легко блокировал предплечьем. Перехватил запястье и сильно сжал.

– Глупая греческая потаскуха. Даже сейчас я испытываю неодолимую тягу к тебе. Но, жаль, у меня нет времени на долгие проводы. У тебя невероятные глаза, Аелла. Я не хочу, чтобы оба твоих глаза достались Аллаху. Пусть один останется со мной! – Он вывернул руку и вместе с зажатой в ней спицей направил на ее лицо. Спица ударила, вошла в бездонный океан зрения и проломила глазное дно. Аелла скользнула по стене на пол и замерла клубком возле его ног…

Отряд Анфопулоса ударил по центру оборонительной линии туда, куда и хотели турки, но с той лишь разницей, что сзади их никто не атаковал. Они завязали перестрелку, не идя на штурм, а вынуждая турок перебросить с других участков дополнительные силы. Когда турки оголили фланги, со стороны рек Халис и Ирис ударили еще две боевые группы, беря противника в клещи.

Но неприятель не дрогнул, а неожиданно для греков проявил древнюю доблесть прадедов. Турки не запаниковали и не побежали, а стали оказывать отчаянное сопротивление. Ими руководил молодой турецкий лейтенант, тот, который так легковерно доверился майору Бекманну. И майор видел мелайзима с чердака двухэтажного дома в гуще боя, умелым и бесстрашным. И уже в глубине души жалел его. С пожарной вышки неутомимо бил пулемет, нанося ощутимые потери среди греков. Жаркий поначалу бой, уже менее чем через час стал переходить в вязкое противостояние. А этого больше всего боялся Анфопулос, понимая, что коли уж численный перевес на стороне турок, то они рано или поздно начнут переходить в контрнаступление. И его партизанам вряд ли удастся устоять против обученной армии. Турки сжались пружиной вокруг центрального поста, отбивая неприятельские выпады. Сверху, с пожарной вышки, плотно строчил пулемет, став настоящим ужасом для партизан.

Анфопулос каждую минуту смотрел в небо в надежде увидеть самолет. Но Челика все не было. Еще час такого боя – и придется отступить. Опять уйти в горы, раствориться между камней и во мраке гротов. Как там старосты? Смогли или нет гречанки дать бой жандармам? Может, и там что-то сорвалось. Или враг оказался храбрее и искушеннее, чем о нем думали.

И вдруг… Вспышка света и оглушительный взрыв прямо в самом центре турецкой обороны. Еще один взрыв прогремел чуть дальше. Послышался рокот низколетящего «Фоккер Таубе». Его никто не разглядел в ночном небе, когда он подлетал, и никто не мог услышать из-за грохота выстрелов. Самолет резко пошел вверх, заходя на второй круг. Развернулся. А с пожарной вышки по нему ударил пулемет. Крылья чуть покачнулись, но вторая атака состоялась. Снова две ручные мины разорвались, заставляя турок падать и вжиматься в землю.

Партизаны пошли на штурм. Первым на коне ворвался за оборонительную линию штаб-ротмистр Вихляев, за ним – хорунжий Свистунов. Вихляев несколько раз полоснул шашкой, прорубаясь сквозь вражеские ряды. Турки побежали, посыпались горохом в разные стороны. Штаб-ротмистр бросился вскачь туда, где на его карте был крестиком отмечен «Водопад девственниц», разумно решив, что здесь без него и так справятся.