Ночью он, улыбнувшись, протянул мне оставшийся мешочек. Я совсем забыл о нем. Золотые плиты у ног золотого Единого исключали слово "цена", и я забыл о деньгах в царстве камня. "Возьми! - сказал Лайк. - На корабле платить не надо. Именем Короля. Оракулу оставишь половину. Десять синих за союз, остальное на Лайка Александра. Половину заберешь. Носи вот так. Храни. Знай: я тебя жду."
"Я вернусь!" - сказал я.
Я поймал себя на том, что губы мои прошептали:
- Я вернусь...
Процессия приближалась.
Лайк снова поднял руки над головой и теперь я увидел. Хнумы не знали бумаги и не умели писать. Но почти все они, даже лучшие из хранителей, умели гравировать по металлу.
Союзный договор был начертан на золоте. С одной стороны пластина отсвечивала синим, с другой ярко-рыжим, цветом светлой лолы. Синее и коричневое золото были слиты вместе. Достойное подношение Оракулу!
И вновь Лайк поднял тяжелую грамоту. Дабы народ мог видеть. Дабы каждый полюбовался единством с людьми моря. Новая молодость - дваррам. Новая судьба вымирающему племени. И вновь солнце, соприкоснувшись с разноцветным драгоценным металлом, перемешало оттенки...
Я не сразу понял, что произошло.
Только старец Аметиста отшатнулся и старец Рубина, как это ни невероятно, не сумел сдержать крика.
Предчувствие звука не успело предупредить об опасности, и молния прозвучала слишком внезапно. Взвыла - и тут же умолкла.
Оборвавшись тишиной в моем сознании.
А потом я увидел падающего Лайка и услышал рокочущий, разрывающий пространство громовой голос - с небес, с вершин гор:
- ДВАРРРРРЫ!!!
- Дварры!!! - раздался над миром низкий грозный звук, и следом какой-то из старцев второго круга возопил неестественным, каркающим криком, так, словно впервые после длительной немоты ему удалось издать членораздельный звук:
- Убейте чужеземца!
Над Лайком дважды подняли и опустили посох, а потом я увидел его голову, подброшенную и пойманную на острие.
Я не успел, я даже сделать шаг не успел!
- Будьте верны!.. - вскричал кто-то, и гром в небе продолжил:
- ЕДИНОМУ!!!
Я хотел ринуться туда, в гущу старцев, ворваться, отомстить и обязательно, непременно погибнуть, но я вспомнил: "Цветок Ириса", ожидающий дружеского посольства. Шлюпка, наверное, уже спущена, посланец Короля говорил с Лайком, и никто из них, ни один из тех, кто на корабле, не уйдет, потому что никто не знает, что надо попытаться уйти.
И я побежал.
Все выходы из замка были для меня закрыты, я никогда бы не выбрался из чрева горы, я запутался бы в бесконечных узких извилистых коридорах, где наверняка храниться про запас возможность десятки раз перехватить беглеца. У меня был исключительный и последний шанс - грифон Эргэнэ. Один-единственный небоевой грифон.
Я бежал в угол грифонов, в тот, что недавно отстоял Лайк, а за мной неслись гримы, простые хнумы, хнумы-хранители, гриффины, кто знает, может быть, даже старцы. Я не мог позволить себе оглянуться.
Грима Эргэнэ не остановила меня, она еще ни о чем не знала. Я успел открыть вольер и первым взмахом перерубил толстый привязной ремень. Вторым взмахом отделив кусок ремня, я кое-как накинул его на шею грифону.
Погоня была в десяти свордах, когда я прыгнул на спину и проговорил как можно спокойнее:
- Во имя Отца!
- Эргэнэ!!! - раздался вопль.
Она звала не меня, она звала его, своего любимца, свое оружие, свое призвание. Отныне я для нее был врагом.
Мои и Лайка полеты испортили молодого грифона. Иначе он никогда бы не взлетел, услыхав свое имя. Но я повторил:
- Во имя Отца!
Мы оторвались от земли.
Я обязан был разбиться, я ни разу не поднимался выше стен и тем более не выбирался за пределы замка. Я лишь догадывался о половине команд, но грифон Эргэнэ, казалось, сам знал, что ему делать. Он шел в сторону моря.
Я должен был и не имел права разбиться. После того, как побежал, я не имел такого права.
Шлюпка медленно продвигалась к берегу.
- Уходите! - закричал я, из последних сил цепляясь за ремень. Поднять паруса! Скорей! Уходите!
На шлюпке подняли головы, но продолжали грести.
- Уходи-и-и-те! - закричал я, не удержался и полетел в воду.
Мертвый холод обнял меня, схватил, связал по рукам и ногам, и я понял, что не выплыву.
СОСТОЯНИЕ ВОСЬМОЕ. ПУСТОТА
Очнулся я на палубе. Надо мной разговаривали.
- Одежда дикарей.
- Синие глаза!
- Грифон...
- Глаза синие!
- Точно?
Я открыл глаза.
- Точно...
Ветер надувал паруса. Значит, они меня послушались.
- Кто ты?
Он был в синей форме, богато отделанной пушистым голубым мехом. О, Луна! Значит, все это действительно случилось...
- Ты кто?
- Гней Гилденхом Артур Грин. Спутник Лайка Александра, героя. И Грей-Дварра Несчастного, Верховного Стратега Селентины.
- Верховный Стратег погиб сто сорок четыре года тому назад.
- Грей-Дварр погиб второго апвэйна сего года.
- Что он говорит? - спросил человек в форме.
О, Луна! Прости меня! Я не выполнил твою просьбу...
- Что он говорит?
- Артур...
- Рыцарь на грифоне?..
- Где грамота?..
Я обхватил голову и крепко зажмурился. Я спасся. Мне было очень плохо. Я думал, думал, думал, думал!
- Он тот...
- Где грамота...
- Говори!..