Глубокое ущелье

— Правда твоя, нойон Чудар. От тебя у нас секретов нет. Воистину, кто не жалуется, не вылечится. Страшная беда свалилась не нашу голову. Даже в старых книгах про то не писано, ибо, сколько мир стоит, ни с кем такого не приключалось. Записать бы это в книгу рассказов Коркута Деде, чтоб до скончания века в назидание люди читали.— Он вздохнул.— Вот послушай. Дней десять назад сидел я в бейском доме. Перед тем лихой сон видел, сижу рассказываю. Кади Хопхоп понял, что нелегко будет мой сон истолковать. Завертелся. На дворе утро... Бей наш в гареме. Слышим стук подков. Летит кто-то, будто визирскую голову везет в тороках к монгольскому ильхану. И украденного коня так не станешь гнать, если не безбожник. Выскочил я, что, мол, такое? Гляжу, старший гонец от вашего воеводы из Иненю. В добрый час, говорю. В добрый час, отвечает. Господин мой воевода столы накрыл, к вечерней трапезе нашего бея санджакского ждут. Будь у него руки в крови, просят тут же коня оседлать и приехать. К добру ли зовут, спрашиваю. К добру, говорит. Из Сёгюта от Осман-бея гонец прилетел, важное дело до санджакского бея. Сам Осман-бей уже в дороге. Изумился я: четыре дня назад мы в Сёгюте были, принесли соболезнование о смерти Эртогрул-бея, поздравили Осман-бея с уделом. Ничего такого спешного не было... Поднялся наверх. Рассказал кадию Хопхопу. Тот и говорит: Осман-бей, мол, приятель его задушевный, единственный друг на этом свете, непременно надо разбудить Алишара. Разбудили. Неужто, говорит, стряслось что-то с братом моим, Осман-беем? Что б ни случилось, говорит, любую беду руками разведу, порублю да в очаге сожгу... Так спросонья молвил наш бей. А потом разорался — грохочет, что твой барабан. Хопхоп, на счастье, не растерялся, приказал коней подать. Подали. Вскочили в седла и галопом в Иненю. Поднялись к воеводе в диван. Осман-бей бросился нашему бею навстречу. Обнялись, поцеловались. Наш и говорит: «В добрый час!» А как услышал, что Осман-бей вознамерился послать его в обитель шейха Эдебали снова сватать Балкыз, языка лишился, будто обухом его по голове ударили.

— Отчего?

— Оттого что Алишар-бей вот уж два месяца с благословения аллаха хочет взять Балкыз за себя. И если до сих пор сватов не заслал, то потому, что не собрал достойных случая подарков. Два месяца назад и в голове ничего такого не было у нашего Алишар-бея, братец Чудар. В первый раз сватал, подумал: «Должно быть, красавица девка, раз наш брат Кара Осман-бей сохнет по ней!» Тем и кончилось. А два месяца назад, из бани возвращаясь, увидел ее, разум потерял. С того дня заладил: «Ох, Балкыз, Балкыз! Мед, а не девушка!» Ни отдыха, ни сна ему не стало. Все дела забросил. Узнав о новом сватовстве, Алишар чуть не умер. А когда в себя пришел, взмолился: «Помилуй, брат мой, Осман-бей! Мне сказал, но больше никому не говори такого! Дали ведь один раз от ворот поворот. Не такие мы позорники, чтобы во второй раз стучаться...» Чего только он не наговорил! Но Осман-бей и ухом не повел. Решил: стыдно Али-шару во второй раз отказ услышать. «Испытаем судьбу нашу еще разок, брат Алишар-бей! Испытаем да попробуем смыть пятно позора с нашего имени. Не бойся! Добрый сон видели мы. Есть надежда на сей раз. Поедешь и добудешь...» Несуразные он эти слова говорит, а наш бей заладил свое: «Нельзя этого делать — и все».Тут кадий Хопхоп вмешался. Потянул за подол нашего бея и говорит: «Отчего же нельзя? Посланный сраму не имет!» Так с благословения всемогущего уберег Алишар-бея от подозрений. Потрапезничали мы честь по чести и домой отправились. Алишар-бей всю дорогу коня пришпоривает, точно не арабский скакун под ним в тысячу алтынов. Того и гляди, конь падет, а бей себе шею сломает. Чуть было не загнал бедную скотину. У реки Сарыдере осадил коня, соскочил наземь. «Пропал теперь я! — кричит. Свалился на траву.— Разнесчастный я человек, погубил ты, Хопхоп, своего бея!» Смерть призывает. «Чего стоишь, трус Перване? Обнажи меч! Снеси мне голову! Не жить мне больше на этом свете!»

— Ну и ну!.. Пристало ли великому санджакскому бею?..