Глубокое ущелье

— Удивляюсь воистину делам божьим. С таким-то умом, Перване, столько лет протаскал ты свою шкуру, не отдав ее на съедение волкам да птицам? И как только каждую ночь дорогу домой находишь! Нет, Перване, не в ту дверь ты постучался на сей раз. Это дело у нас и за тысячу алтынов не сладится, и за десять тысяч не сладится! Покайся! И знай свое место, глупый Субаши. Что значит тронуть шейха Эдебали, да еще его дочь умыкнуть? А ну, скажи, что с тобой потом сделают? Небо на голову обрушится — ни вздохнуть, ни воды выпить не сможешь. Как покарают на том свете — не скажу, но на этом — хорошо знаю.

— Струсил. А все хвастал, пыжился, как верблюд: по три раза в день с пророком Азраилом перемигиваемся.

— Да что там Азраил...

— Неужто развалину Эдебали боишься?

— А как быть с ахи? Навалятся они все на меня, земли не найдешь, где могилу себе вырыть. Нет, приятель, напрасно ты в этот раз пришел. Напрасно срамишь меня. Чудар — дурак, есть немного! Да не такой дурак, как вы думаете.

— Помилуй, братец Чудар! Имей снисхождение. Не приплетай ты к этому делу лишнего. Да и выхода у нас больше нет. Чего проще умыкнуть девку, когда бабы стирать выйдут. Так что хочешь ты или нет, а не отвертишься. Говоришь, пятьсот алтынов? Согласен. Ну как? Больше четырех сотен наш бей не даст. Ладно уж, остальные из своей мошны прибавлю и...

Чудароглу задумался. Видно, от такого предложения ему и в самом деле стало не по себе. Поднял руку, прервал собеседника:

— Вот что, Перване! Наши предки-монголы говорили: «Много — напугает, глубоко — убивает». У ахи людей, что песка в пустыне, а корни глубоко, можно сказать — на дне морском... Разнесчастная судьба моя! Не узнал бы, согласился, и предали бы вы меня, потом выбросили, словно соринку из глаза. Эх! Нет у меня друга, кроме черной тени моей... Жаль!

— Ошибаешься, Чудароглу! Жестоко ошибаешься. Тебе ведь не придется спасаться от погони. Передашь девицу мне, и твое дело сделано. Будь все так страшно, как ты говоришь, мы б и сами не решились. Не рехнулись ведь. А чем обычно такие дела кончаются? Сообразив, что сделанного не вернешь, отец в конце концов согласится. Мясо от кости не оторвешь, говорят. Отец от дочери не откажется. Испорченный товар обратно тоже не возьмет. Да и зятем его станет не какой-нибудь безвестный курдский парень, а великий бей санджакский. В конце концов останутся довольны друг другом. Шейх за тебя еще помолится. Напрасно ты отталкиваешь мешок с золотом, что к ногам твоим упал, сынок Чудар.

Чудароглу вдруг хлопнул собольей шапкой оземь.

— Постой, постой, безбожный Перване! Так ведь к этой девке Кара Осман-бей сватался?

— Сватался.

— Значит, кроме мастеровых ахи, еще и сёгютский туркмен крови моей искать будет? Чтоб ты провалился!

— Ну вот, теперь Кара Османа испугался, трусливый Чудар. Видно, не по чину тебе сабля, не по духу тело.

— Может, вы не знаете, а я-то хорошо знаю, Перване! Кара Осман-бея только разозли — на разъяренного льва похож, на сокола, что на свою тень кидается, на голодного волка, на барса: прыгнет, не промахнется!

— Свихнулся ты, что ли? Ну, сватался! Да не сосватал. Жалкий туркмен этому добру не хозяин.

— Того не знаю. Озолотите, не хочу! Поищите другого дурака, который бы за вас в огонь полез, Перване Субаши! На сей раз меня нет.

— Опомнись! Отказываться нельзя. Мы все обдумали, прежде чем к тебе обратились. Так просто от Алишара тебе не отделаться. Ты и понятия не имеешь, нешуточное дело: страшнее некуда. Не найдем выхода, пропал Алишар-бей, знай это.

Чудару тон Перване не понравился: видно, и правда дело нешуточное. Насадил шапку на затылок, попыхтел, похмыкал. С тоской проводил взглядом своего любимого мальчика, который принес шашлык. Обмяк. Выпил вина.

— Недаром сказано, Перване: «Кто не жалуется, лекарства не найдет». Чтоб средство найти, надо знать, от чего искать. Почему вдруг на ум пришло Алишар-бею красть дочь шейха? Наверно, отправил сватов, получил отказ. Вот и решил умыкнуть. Но отчего бы шейху не отдать дочь за великого санджакского бея?