— Ладно, Денис, — говорит Саблин, а сам рассматривает товарища: и КХЗ у того весь штопаный-перештопанный, и маска старая, и башмаки, кажется, ещё те, что прожёг ему краб. Если так, Аким не удивился бы. — Давай поменяемся… Отдохни, перекури.
— Да я и не устал, — отвечает Калмыков. — Я привычный.
Так они и идут не спеша по бескрайнему болоту, что появилось на месте вечной мерзлоты.
К вечеру, пока ещё не стемнело, стали искать себе островок для ночлега, и нашли небольшой, поросший ивой и рогозом. Обошли… Ни выдр, ни шершней на нём не было, шершни вообще нечасто забираются так глубоко в болото, зато весь песок был усеян скорлупой карасиных яиц. Видно, рыба выходит сюда ночами откладывать яйца. А крабы ею и яйцами ужинали.
— Ты глянь, сколько тут карася! — удивляется Ряжкин. — Слышь, Аким, а стекляшки со щукой тут много, как ты думаешь?
— Немало, — отвечает Саблин. — Тины тут сколько угодно, амёбы сантиметров пять на поверхности, не меньше, и ловить здесь рыбу некому… Чего же ей тут не быть? Так что… Должна быть тут рыба.
Стало темнеть, на болото опускалась ночь. Прилетел почти не пыльный, слабый тут, в болоте, вечерний заряд, он стряхнул пыльцу с рогоза и ивы. После казаки поужинали, помылись немного, накрыли лодку брезентом, соорудив себе привычный для болотных рыбаков ночлег, разбились на караулы и стали готовиться ко сну. Первым нёс караул Денис. Он уселся рядом с лодкой на теплый песок с винтовкой. И покуривал. Под брезентом можно было снять респиратор, но было душно, да ещё и работающие рация и блок РЭБ добавляли тепла. Саблин решил вылезти и облиться водой, не питьевой, болотной, фильтрованной, воды у них было в достатке; он, отмахиваясь от насекомых, от которых гудит воздух, стал лить на себя, прямо на гимнастерку, воду, и вдруг остановился, заметив на востоке фиолетовый столб, уходящий в чёрное небо, к звёздам.
— Денис, видал? — спрашивает прапорщик.
— Чего? — уточняет Денис.
— Над Станцией зарево. Видал, как полыхает?
— А, антенны горят, да… Сегодня отменно полыхают, — говорит Калмыков. — Обычно так ярко они не светятся.
— Сколько мы от Станции прошли? — прикидывает Саблин. — Километров двести?
— Ну, от Ягельной мы прошли километров сто семьдесят, а от Ягельной до Станции по прямой, по-моему… километра двадцать три будет. Где-то двести…
— Двести километров, а как видно…
К ним из лодки вылез и Ряжкин, он тоже уставился на фиолетовый столб и тоже удивился:
— Ты глянь какой! Никогда такого не видал. Мы же рядом проходили, в Ягельной ночевали… Такого не было…
— Не было… Нужно будет на обратном пути спросить у казаков на заставах, чего это они так нынче полыхают, — говорит Денис.
— А в Ягельной, наверное, сейчас почти как днём светло, — продолжает Василий. — Что же там за энергии такие?
— Мне как-то предлагали сходить узнать, что там за энергии, — вспоминает Саблин.
— Кто это тебе предлагал? — удивляется Денис.
— Городские, — за Саблина отвечает Ряжкин. — Аким одно время работал на них…
— Это ты тогда такую лодку купил? — спрашивает Калмыков.
— Угу, — прапорщик не хочет продолжать эту тему. Уж больно ему не нравились те времена.
А тут кстати Денис светит фонарём на корму лодки и тут же вскидывает винтовку, хлопает короткий выстрел, и краб, что карабкался на лодку, разлетаясь на куски, падает в болото.
— Ладно, пошли спать, — Саблин выливает на себя воду, а всё, что осталось, льёт на Василия, и они лезут под брезент.
Последний караул, с часу ночи до трёх, нёс сам Саблин. Антенны над станцией подугасли, теперь лиловый столб не был столь ярким. А после полуночи оживились крабы и караси. Караси, плоские и неповоротливые в своих сегментированных панцирях, выползали из воды на песок медленно, ещё и хлюпали на мелководье. Их было и видно, и слышно. Аким не трогал эту полезную живность.
«Хороший здесь карась, пусть размножается».
Пятью такими рыбинами он мог дня три кормить своих свиней, почти не расходуя кукурузы. Не сказать, что свиньи и куры любили такую еду, но, когда голод побеждал, ели, жевали, хрустя панцирями рыб.
А после полуночи полезли и крабы. Дробовик, а тем более ружьё десятого калибра, бьёт так, что сразу разбудит казаков в лодке, да и мощные патроны на такую подлую мелочь, как краб, расходовать было жалко. Поэтому Аким взял «Т-10–20» Дениса. Хлопок у винтовки лёгкий, а крабу хватит за глаза. И за свой караул он убил девять-десять, а может, и одиннадцать гадов, что пытались взобраться на лодку. Только брызги разлетались кислотные, после которых, как он потом выяснил, на брезенте появились маленькие круглые дыры.
В три утра он поднял своих товарищей: пора ехать. Те встали и собрались, умылись, поели буквально за десять минут, а потом столкнули лодку с берега и пошли дальше по предрассветной темноте на запад, на Горки.
Глава 26
А после короткой остановки на обед и заправку двигателя, где- то после полудня, глубины стали расти. Вместо тины пошла ряска, а рогоза становилось меньше. Теперь Аким уже вспоминал эти большие участки открытой воды, затянутые только ряской.
Он взглянул на Калмыкова.
— Скоро омуты пойдут?