Он, в общем-то, все свои вопросы порешал. Мог бы уже сесть на лодку и пойти дальше на запад, в сторону Горок. Но он хотел ещё побыть со своей красивой подругой. А теперь, когда у него в холодильнике лежала куча денег, он подумывал купить ей что-нибудь. Что-нибудь ценное, значимое.
— Аким, сходишь со мной? — спрашивала красавица, собираясь уходить. — Заедем на торговые склады, я куплю тарелок новых. А потом пойдём в магазин к этой Елене, а потом вернёмся сюда.
Конечно, вместо того чтобы таскаться по жаре, он мог остаться тут и попивать пиво или, из экономии, чай возле бассейна. Но он согласился пойти с нею.
— Выглядишь ты, конечно, ужасно, — произнесла Юнь, оглядывая его старенький КХЗ, когда они вышли на улицу. — Пыльник не мог взять? Одежды другой у тебя нет?
— Одежды другой нет, уж извините, парадный китель с фуражкой дома оставил, а пыльник таскать было лень, в лодке лежит, — отвечал ей Саблин. Он никогда особо не задумывался над своим внешним видом. Ну, когда был не на службе.
Сама же она легко походила на жительницу Преображенской: башмачки какие-то необычные, маска красивая, пыльник, платок, перчатки, рюкзачок… Казачки в Болотной называли её «китаёзой», но Аким всегда думал, что это не столько от злости, сколько от бабьей зависти. Юнь и вправду одевалась так, что на неё все обращали внимание. Особенно мужчины. Она была яркой, чего остальные женщины Болотной простить ей не могли.
И она, почувствовав, что её слова его всё-таки задели, вдруг предложила:
— Аким, а давай я тебе одежду куплю?
Он удивлённо посмотрел на неё, но Юнь уже загорелась:
— Хорошую одежду. У тебя ведь нет никакой одежды, кроме военной. Ты даже ко мне приходишь в старых гимнастёрках и старых солдатских штанах. Фу… Бе-е… — она издала звук, похожий на звук рвоты, потом подхватила его под руку и поволокла по улице, приговаривая: — Пошли, пошли… Дел у нас сегодня много.
«Насте это точно не понравится».
Но сначала они «заскочили на пять минут» на какой-то склад, где Юнь в течение часа выписывала себе в чайную тарелки, рюмки и ещё кучу всяких нужных ей вещей.
Видно, женщина поняла, что всякие пижонские шмотки, такие, какие в станице Болотной носит только молодёжь, что крутится вокруг Савченко, Саблин носить не станет. И тогда они на одной из центральных улиц нашли магазин под названием «Снаряжение и обмундирование».
— Там всё, как ты любишь, — произнесла женщина и поволокла его в этот магазин.
И она оказалась права. Прапорщику многие вещи и вправду пришлись по душе. И Юнь, за свои деньги — за свои деньги! — купила ему крепкие, почти армейские брюки явно выраженного офицерского стиля, отличную гимнастёрку с рукавом до локтя и невероятно красивые, крепкие, высокие, до середины голени, ботинки на толстой подошве. Она ещё присматривалась к новому КХЗ для Акима, но… Это оказалась вещь недешёвая…
— Ладно, это ты сам себе потом купишь, здесь этот костюм тебе не пригодится, а в болоте ты и в старом можешь плавать, — решила Юнь и добавила: — Остальное всё надень сейчас.
Он так и сделал, а ещё за свои купил шляпу и новый отличный респиратор с очками. И рюкзак, чтобы таскать там старые вещи и КХЗ.
— Ну вот… — она улыбалась, разглядывая его. Красавица явно была довольна тем, как теперь выглядел Аким. — Это мой тебе подарок.
Он и сам был доволен. Одежда и вправду ему нравилась, особенно ботинки.
— А теперь пойдём к этой твоей Елене, — сказала подруга, беря его под руку, — я тоже хочу новую одежду.
— Она не моя, — напомнил ей Саблин.
Но при их появлении в магазине повела себя Елена Мурашкина так, словно они были её старинные друзья.
— О! — произнесла она, когда Аким и Юнь вышли из шлюза. — Наконец-то. Сейчас одна покупательница уйдёт, и я займусь вами, а пока… — она обернулась к той самой девице, с которой вчера общался Саблин. — Лена, сделай гостям кофе.
И вчерашняя полуголая Лена минут через пять принесла им две чашки кофе на подносе и уже без всякого снисходительного высокомерия произнесла:
— Прошу вас, вот сахар. Елена уже скоро освободится.
Вот только Юнь сидеть и пить кофе не стала, а побежала вдоль рядов с одеждой. И глаза её горели. Ну а Саблин…. Что ж, сидел, пил. Кто ж будет отказываться от офицерского пойла, даже если оно хуже чая?
Потом пришла Мурашкина, сунула ему планшет с записью каких-то весёлых видео двухсотлетней давности. А сама ушла помогать Юнь выбирать себе новые наряды и бельё.
Прошёл примерно час, он выпил свою чашку кофе, и чашку Юнь, ему уже надоели весёлые ролики, и он просто сидел, расслабившись на удобном диванчике, когда наконец женщины пришли к нему. Юнь была утомлена, но довольна, и она ему сообщила, почти шёпотом:
— Ой, я тут набрала всего… Такого, — она закатила глазки. — Тебе точно понравится. В гостинице покажу.
— Сколько это будет стоить? — уточнил Аким, предполагая, что это всё придётся оплатить ему.
— Два двадцать, — ответила Юнь и потянулась к нему, прижалась. — Но это со скидками, Лена такая молодец…
«Два двадцать… Лена такая молодец…».
Баснословные деньги за одежду, но она была такая счастливая. А у него деньжата были. Так что…