Глубокий рейд

— Но где он есть, знаешь?

— Знаю то место, там промысловики собираются, отчаянные люди.

— А с кем же ты за налимом на Обь ходишь? — Акиму это действительно интересно как рыбаку, сам он вываживал налима всего раз семь или восемь, и все те разы были нелёгкие. Он разглядывает невысокого и, кажется, щуплого казака с блёклыми серыми глазами.

— Раньше с Митяем Рогаткиным ходил. Так его в прошлом годе убили. Что же… — Денис пожимает плечами. — Теперь один хожу.

— Один? — удивляется Саблин.

Он и сам ходит в болото в одиночку, хотя подавляющее большинство казаков рыбачат парами. Это от жадности, чтобы не делиться ни с кем уловом и не показывать никому рыбные места. Но это он… Во-первых, Саблин отлично знает все окрестные воды, а во-вторых, он очень редко уходил от станицы далеко. Как правило, прапорщик уже к середине дня возвращался домой с уловом. Но вот чтобы так… За налимом на Обь… Неделю, ну дней пять в один конец… И в одиночку?

— Один, — отвечает Колмыков так, как будто в этом нет ничего такого.

«От нужды он такой храбрый… Или по глупости?».

Они закуривают все как один, а Саблин разливает по рюмкам синюю водку.

— Слушай, Денис, — заговорил Ряжкин, — А ты говоришь, к берегам там подплывать не нужно… Что, зверья на берегах много?

— О, — Колмыков сдвигает брови, давая понять, сколько там всякой нечисти. — И не спрашивай даже… Камень рядом, посты пришлых, а за ними — лаборатории, какой там только сволочи по рогозу не шуршит. Иной раз так орут в ночи, что жутко становится… шлёпают по воде, плещутся у берега… Я лодку ставлю на якорь, где поглубже, чтобы метра три под днищем было, и в тихом месте. Оружие с предохранителя снимаю.

Казаки выпивают, а Денис снова не закусывает, а потом уходит в уборную, а Саблин, беря из тарелки большой побег печёного кактуса и кладя его на хлеб, говорит Ряжкину:

— Отчаянный он.

— Храбрый казак, — соглашается Василий, тоже закусывая, — только до водки слабый, ты насчёт этого с ним построже будь.

— Вон как⁈ — удивляется Саблин.

— Угу, — кивает Ряжкин.

Когда он вернулся, они стали обсуждать дорогу и то, что Акиму нужно заехать в Преображенскую на денёк, потом решали, что с собой взять: еду, топливо, воду, снасти, взрывчатку. Саблин напомнил казакам, что нужно будет взять броню и оружие, а также рацию и блок РЭБ. А МИК, на всякий случай, он обещал взять сам, у него имелся один.

— С медкомплектами все знакомы? — уточнил он на всякий случай.

И Василий, и Денис кивали: знакомы. То есть готовились они к дальней поездке со всей серьёзностью.

— Казаки, — сразу тут, на берегу, предупреждал товарищей Аким, — денег мне вперёд не заплатили, так что… Короче, всё получим по возвращению.

— Пусть так, — сразу согласился Калмыков.

И Ряжкин был не против, это Акиму даже льстило немного: нет денег, поедем даже без аванса, но вы мне верьте, всё будет. И ему верили, как ни крути, а его слово стоило больших денег.

Через час они закончили совещание, и Саблин пошёл к стойке расплачиваться. А там как раз была Юнь. Она давно пришла, но не подходила к их столу из осторожности. И теперь, выкладывая на пластик стойки деньги, Аким говорил ей, как всегда негромко:

— Послезавтра жду тебя в гостинице «Дон».

— Я уже собралась, — отвечала хозяйка заведения, не поднимая на него глаз. — Только о том и думаю.

* * *

После чайной, идя домой, Аким встретил своего родственника, Виталия, то был муж двоюродной сестры Насти. Виталик попросил его помочь панель солнечную на крышу поставить. Купил только что.

Поставили, поговорили.

Он ещё не успел вернуться домой, а ему уже пришло сообщение на коммуникатор от Сашки, короткое, как всегда, без лишних предисловий: «А ты где?».

Перед тем как расстаться, они немного с Каштенковым ругались. Ну как ругались, это скорее было мужская полушутливая болтовня.

— Быстрее бы уже доехать, — говорил, развалившись в грузовике на мешках со снаряжением, Саня в последние часы возвращения в станицу. — Видеть твою ряху постную не могу, сил уже нет, как забыть её хочется…

— Ты это… — бубнит Саблин ему в ответ, — ты сначала только снаряжение на склад сдай, а потом можешь забыть меня на полгода, до нового призыва.

Казаки посмеиваются, слушая разговор командиров.

— Сдам, — мечтает Каштенков, — сдам и забуду тебя, как страшный сон. Полгода без тебя, без занудства твоего… Хорошо как будет.

Балабол Сашка…

«Хвалился, что полгода видеть меня не захочет… Едва три дня прошло, как расстались, и уже: 'А ты где?».

Аким был небольшим любителем набирать буквы, но тут уже встал и написал Каштенкову:

«А что, уже полгода прошло?».

Написал, посмеялся и пошёл дальше. А через полминуты новое сообщение:

«Хорош ты уже… Я у твоей калитки полчаса стою. Ты где?».

«Иду», — пишет Аким.

Он по глазам своего зама сразу понял, что тот что-то пронюхал, и пока Настя собирала им на стол, Каштенков заговорил:

— Ты никак намылился куда?

— Чего? Ты про что? — Саблин делает вид, что не понимает, о чём говорит его товарищ. А сам думает: «Ну, вот она, бабья рация, и заработала. Уже вся станица про дело моё знает!».