Глубокие раны

Он шел ночами. Осенние ночи были длинны, как века, темны, словно сама преисподняя, и Виктор часто сбивался с пути. А контрольные посты располагались очень хитро. Где-нибудь за крутым поворотом дороги, в заброшенных постройках. К посту можно было подойти вплотную и ничего не заметить.

У него выработалась упругая неслышная волчья походка, и серые глаза приобрели холодный блеск. На пятые сутки своего пути он съел последний кусок хлеба и ел теперь сырое зерно, которого было много в крестцах и скирдах. Когда попадалось на пути неубранное картофельное поле, он ел печеную на углях картошку. У него потрескались губы, и лицо приняло землистый оттенок. На восьмые сутки он не выдержал и решил зайти в деревню.

Было раннее утро. Он вышел из леса на дорогу, и тут же нырнул обратно. В ложбинке, через которую шла дорога, вился дымок костра. Виктор осторожно обошел ложбинку лесом и вышел с другой ее стороны.

Он не ошибся — это был контрольный пост. В ложбинке, скрытая со всех сторон кустами, виднелась чужая пятнистая палатка.

Виктор подумал и пополз к палатке. Затаившись вблизи, долго слушал разговор трех солдат, сидевших у костра. Вспоминая полузабытые немецкие слова, которые учил в школе, он понял, что двое из них собираются в село за продуктами. И стал ждать.

Через несколько минут, захватив автоматы и вещевые мешки, двое ушли. Один остался. Он сходил с котелками по воду и поставил их на огонь. Потом, мурлыча себе под нос, присел на корточки и стал подгребать палочкой угли к котелкам.

Виктор видел его широкую спину. Медленно вынул из-за пазухи наган. Подумал и стал осторожно продвигаться к солдату. Когда до него оставалось не больше двух метров, Виктор, все так же не сводя глаз с его широкой спины, медленно приподнялся на одно колено, рванулся вперед и ударил солдата по темени рукояткой.

Солдат как-то неестественно дернулся и почти без звука повалился лицом вниз, прямо в костер. Виктор выхватил у него из ножен штык и для верности нанес ему удар в спину.

Через десять минут Виктор скрылся в лесу. Теперь у него было на неделю продуктов, а за спиной висел автомат. Отойдя от поста и напившись из попавшегося на пути ручейка, он внезапно побледнел и почувствовал себя плохо. Бульканье воды чем-то напоминало ему хрип умирающего.

Забившись в густую заросль рябинника, он залег. Вспомнив о фляге, которую он прихватил в палатке вместе с хлебом и консервами, он развязал заплечный мешок. Отвинтил, понюхал. Во фляге оказался ром, Виктор по незнанию принял его за водку. Жмурясь и напрягаясь, насильно влил в себя полфляги, и через несколько минут спал как убитый.

Проснувшись на другой день, сразу же почувствовал сильный голод. Вчерашнее сказывалось слабостью во всем теле.

Стояла тишина. Тяжело шлепались желуди, мирно перепархивали с ветки на ветку любопытные синицы. На вершинах могучих дубов горел багрянец от лучей заходившего солнца. Почти невидимые, с курлыканьем тянули над лесом лебеди. Виктор с щемящим чувством грусти наблюдал за их цепочкой. Счастливые… У них крылья и широкие просторы. Лети куда хочешь. Хоть в Индию, хоть в Египет. А то еще есть остров Цейлон. А на земле дороги стали тесными — двум встречным не разойтись.

Лежал Виктор, глядел в небо, вспоминал о матери, о городе, соображал, как далеко успел уйти за эти дни.

Вспоминался Сергей и особенно — Надя. Она стояла перед ним, как живая, — в простеньком ситцевом платье, в туфлях на босу ногу, как в их последнюю встречу перед эвакуацией.

Он пытался представить, где она, и если в городе, то что делает в эту самую минуту. Думалось, кроме того, о немцах на улицах города, о том, сколько еще осталось идти… И сумеет ли он вообще добраться до своих?

На грудь шлепнулся желудь.

Мать… Надя… Сергей… Первый дружок по прозвищу Рыжик. В детстве из-за этого прозвища дело у них не раз кончалось разбитыми в кровь носами. Детство… Послушай, было ли оно — детство? Как рано пришлось тебе и твоим сверстникам понять, что беда не в веснушках на лице и не в цвете волос, что счастье не в сытой икоте набитого до отказа желудка, что жизнь умеет быть не только ласковой…

В угасающем к ночи осеннем небе рдело небольшое, похожее на лодку, облако. Оно медленно уплывало за солнцем. На запад. Совершенно не в ту сторону, куда нужно Виктору.

2

Восток и запад, север и юг. Теперь всем пришлось запомнить, что где находится. Люди хотели жить, и им пришлось все в себе перестраивать и все без исключения помнить. Люди отказывались от многих привычек: вместо водопроводной пили речную или дождевую воду, вместо газет пользовались слухами, на улицах то и дело озирались, словно за ними гнались с намерением немедленно убить за неизвестное им самим преступление.

Каждый воспринимал происходящее по-своему. Одни негодовали молча, другие, пользуясь каждым удобным случаем, выражали свое недовольство более энергичным способом. Одни молились, другие готовились к смерти, третьи — к борьбе…