Глобальный проект

Возможно, повар был родственником польской Вожены, и она поделилась с ним неожиданной радостью, а может быть, у кухонной братии просто было творческое настроение, но телятина в брусничном соусе с лесными грибами удалась на славу. И, хотя блюдо, скорее, соответствовало обеденному меню, Глеб от души насладился сочным куском мяса со славянским приправами, заказал еще мороженое с фруктовым десертом и двойной ароматнейший кофе. Из «дежурных» яств взял овощной салат и томатный сок.

После завтрака он заперся в своем небольшом номере, разделся, положил под узкую подушку-валик заряженный пистолет и собрался проспать не меньше четырех часов. Это будет последний крепкий, глубокий сон перед вступлением в противоборство с террористами.

За стеной шумела вода и раздавались шаги. До завтрака соседей не было слышно, возможно, они появились, пока секретный агент ФСБ с дипломатическим паспортом на фамилию Никонов ел мясо с ягодами и удивлял обслуживающий персонал.

«Спать!» — приказал себе Сиверов. Он умел управлять своей нервной деятельностью. Этот навык дался ему не сразу и не просто. Поначалу получалось с трудом — слишком тяжелый багаж несло его подсознание. Расслабить мышцы и волю, но не выпустить наружу картины прошлого — страшную боль, предательство, нелепую, бессмысленную смерть хороших людей, — казалось, он не сумеет этого никогда. Психика сопротивлялась, ссылаясь на особую, почти ритуальную значимость упрятанных вглубь себя историй. Из-под плотно сомкнутых век текли слезы отчаяния, вспоминался лишь запах горелой человечины, смешанный с ароматами можжевельника и ружейного масла. Но учитель продолжал настаивать — ты можешь, управляй собой.

И Сиверов смог: научился несколько суток обходиться без пищи и не страдать при этом от голода, не думать о еде, спать и просыпаться по внутреннему приказу, перед сном программировать его глубину. Единственное, чего так и не получилось — управлять снами. Внутренний приказ уснуть без сновидений подсознание выполняло не всегда.

Глеб в чужом, незнакомом доме, но это не удивляет и не тревожит. Комнат много, даже слишком — двери, двери, двери. Все добротные, толстые, почти одинаковые, но ему нужна лишь одна. Он обязательно узнает ее, когда приоткроет и заглянет внутрь. Одну за другой он дергает похожие медные ручки, но везде заперто. От этого нарастает недовольство, а вместе с ним и тревога — сейчас отведенное кем-то время истечет, а выход или вход так и не будет найден. Но этого случиться на должно, почему-то жизненно важно отыскать эту чертову дверь и выйти через нее в новое, безопасное пространство. И вдруг на стене появляются, словно вырастают из ниоткуда, часы, огромные и необычные.

«Сейчас узнаю, сколько минут у меня в запасе», — радостно думает измученный безрезультатным поиском Сиверов, но понять, который час, невозможно — слишком много стрелок. Он пытается выбрать парные, присматривается, щурится, считает деления на циферблате. А часы стучат все громче и медленней, громче и медленней — тик-так, тик-так, тик…

Возникает уверенность, что сейчас кто-то поможет, укажет нужный выход, отломает лишние стрелки, запустит часы в верном ритме и темпе. И точно — появляется собака. Она лает, и Глебу понятно, что поиск бесполезен, лучше забыть и уйти — цель изменилась, начинается новая игра. А собака лает и улыбается — то по-собачьи, то по-человечьи, то по-собачьи, то по-человечьи. И улыбка у нее такая знакомая: кто-то недавно так улыбался, но не ему, не Глебу…

Он проснулся и, по давней привычке, сразу глянул на часы — без двух тринадцать, спал, как и планировал, четыре часа. За окном заливалась собака, а за стеной кто-то все так же мерно вышагивал из угла в угол: тик-так, тик-так.

Спустившись по узкой деревянной лесенке к рецепции, Слепой застал там утреннюю паненку. Девушка вяло улыбнулась приятному русскому постояльцу, и сразу отвернулась спиной. Это не была невежливость — она была просто заплакана. Опухшие глаза, яркие пятнышки на щеках, припухшие губы. Сиверов облокотился о стойку:

— Кто вас обидел, красавица? Не могу ли я помочь?

Вообще-то, он не рассчитывал на короткий ответ или отговорку, но и нового потока слез тоже не ожидал. Она просто захлебнулась рыданием и быстро-быстро, словно боясь, что после передумает, заговорила на смешном, пришептывающем русском.

— До мене жених приехал. А я не хочу замуж. Я за него никак не пойду.

— Не можешь решиться отказать? Жалеешь парня? — по-своему представил ситуацию Сиверов.

— То пану не зразумело, я юш одмувила. Да он не згодны. Сказал, убиваться будет, — и она снова захлюпала острым носиком.

— То есть все-таки отказала, — скорее догадался, чем понял Глеб. — Да Бог с ним, поубивается день-другой, потом сам спасибо скажет. Сейчас домой придет, журнальчик полистает, в бар сходит — и встретит другую паненку!

Девушка округлила глаза, откинула прядь со лба и заговорила медленно:

— Я кажу пану — он убивацца хочет. Взял ключ от седьмого покоя и замкнулся. Меня чекае. Не приду — убьецца, у него и пистолет есть, он полициянт. Варьят, всех убьет и сам…