Глин Айлиф "Царь Итаки"

Тем временем люди Одиссея судорожно проверяли одежду в поисках сухих цветков, которые каждый носил, как значок. Найдя их, к своему облегчению, воины начинали оглядываться на своих товарищей, пытаясь узнать, у кого отсутствует цветок. Эперит почувствовал уверенность, найдя собственную розовую орхидею все еще заткнутой за пояс. Но затем дурное предчувствие заставило его взглянуть на сына Лаэрта, который все еще смотрел на Тиндарея. Царевич пока не пошевелился, хотя юноша видел, что могучий вождь отряда как-то странно колеблется, будто собирается шагнуть вперед, но его сдерживает некая мощная сила.

И страхи молодого воина подтвердились: цветок, который царевич обычно носил с гордостью, отсутствовал.

Первой реакцией Эперита были растерянность и болезненный ужас. Он не мог поверить, что Одиссей атаковал Пенелопу, хотя глаза и сердце подсказывали ему, что это так. Но даже и теперь юноша верил в друга, в то, что тот не опустился бы до насилия. Он знал, что Одиссей не мог принести зла царевне. Но это не спасет итакийского вождя от публичной казни за преступление. Но хуже смерти окажется бесчестие, которое уничтожит его имя. Для воина подобное наказание выглядело немыслимым.

Эперит пришел в ужас.

Затем он вспомнил о своем долге чести перед Одиссеем. Царевич являлся великим воином, а юноша считал его самым лучшим человеком, которого когда-либо встречал. Он смог привязаться к нему и знал, что не сможет перенести ни его позор, ни его убийство.

Поэтому, когда Одиссей сделал шаг вперед к Тиндарею, Эперит схватил его большую руку и вложил в нее свой собственный цветок розовой орхидеи, а затем вышел вперед, чтобы принять наказание за друга.

Глава 22 Казнь

— Я — тот человек, которого вы ищите, — сказал Эперит и распахнул плащ, чтобы все увидели отсутствие знака принадлежности к Итаке. — Я потерял цветок в комнате Пенелопы вчера ночью.

Из толпы воинов послышались оскорбительные крики. Агамемнон и Тиндарей посмотрели на юношу с презрением, даже его товарищи отступили на шаг назад, когда Икарий целенаправленно направился к нему. Эперит знал, что ему придется, не жалуясь, принять на себя ненависть царя, а также публичную казнь и бесчестье, которое к ней приложится. Это были последствия его жертвы. Смерть не пугала молодого воина, но позор, который запятнает его имя, казался хуже, чем сотня смертей. Но ему, сыну предателя, следовало знать, что боги не выберут его для славы. Пифия солгала, проклятие его отца перешло на него.

Икарий подошел к нему и плюнул в лицо. Эперит почувствовал, как слюна стекает у него по щеке. Затем отец Пенелопы ударил его кулаком. Это не был сильный удар, но юноша почувствовал, что соправитель Спарты сломал ему нос. Он ощутил и вкус крови, сбегавшей ему на губы и за ворот.

Мгновение Эперит радовался тому, что царь пустил кровь, ведь это могло утолить его жажду мести хотя бы частично. Но затем он почувствовал, что вокруг собирается толпа воинов, и понял: публичного унижения и казни им мало. Они считали, что он обесчестил всех.

Первый воин сильно ударил его, и Эперит полетел спиной вперед. Его схватил еще один человек из круга, собиравшегося около. Затем молодой воин испытал на себе всю силу их коллективной ярости. Со всех сторон на него посыпались удары кулаков. Его били в живот, почки, лицо и голову, поэтому очень скоро юноша уже лежал на земле. Сознание покидало его. Он импульсивно сжался, чтобы хоть как-то укрыться от их ударов. Кровь заливала ему глаза, ею наполнился рот. Молодой воин едва ли мог что-то видеть из-за черноты, накатывавшей на него. Потом он посмотрел вверх и увидел Малого Аякса среди искаженных злобой лиц.

Вскоре ударов и пинков стало меньше. В ушах гудело, но Эперит все-таки услышал голос Одиссея. Молодой воин моргнул, зрение в одном глазу прояснилось, и он увидел, как итакиец оттаскивает от него тех, кто готов был избить преступника до смерти. Одиссею помогали Менелай, Галитерс и Гиртий с Родоса. Кто-то поднял юношу на ноги, и он узнал голос Ментора, который шептал ему на ухо слова одобрения. Воин так и поддерживал Эперита, пока тот не собрался с силами, чтобы стоять без чьей-либо помощи.

Затем Ментор отступил, оставив юношу одного рядом с Одиссеем. Они стояли перед царями Спарты и Микен.

Одиссей долго смотрел на Тиндарея перед тем, как заговорить.

— Этот человек — не преступник, — заговорил Одиссей мягким и успокаивающим голосом, будто противопоставляя его всей ярости, которая бушевала вокруг. — Хотя Эперит и признается в преступлении, смерти он не заслуживает. У меня в отряде он всегда показывал себя человеком чести. Его храбрость несравнима ни с кем, а мастерство владения копьем оставило многих врагов в пыли. Если бы не его смелость и самопожертвование, то я мог бы и не стоять сейчас перед тобой, Тиндарей, прося сохранить ему жизнь. Поэтому я прошу у тебя милости, как и у Икария, честь дочери которого была оскорблена опрометчивым и необдуманным действием глупого человека. Позора бесчестья достаточно для любого воина. Пусть будет только это.