Глаза Фемиды

Но тщеславная его душа не удовлетворялась семужьей икоркой, ей, мелкой, хотелось большой славы, признания и известности в определенных кругах, в которые он был не вхож и в которые хотелось. Между тем, авангардисты снова входили в моду, андеграунд балдел от магической простоты и выразительности «Черного квадрата» и лавры Малевича не давали спать: а если написать квадрат фиолетовый — признает ли его общественность и во сколько гринов его оценят? Раздумья рождали вывод: и не оценят и не признают. А если дадут — то догонят и еще дадут. Однако зуд в руках и голове Тертого не унимался, пока не воплотился в два вполне сюрреалистических полотна: «Обнаженная со скрипкой» и «Кошмар в вытяжной трубе». На первой — среди нагромождения геометрических фигур «обнаженную» при всем желании не смог бы отыскать самый наблюдательный глаз. Зато на второй — вытяжная труба, на которую глаз художника взглянул как бы изнутри, представилась ему расписанной по периметру орнаментом из пятиконечных звезд, в переплетении лучей, образующих у верхнего среза трубы шестиконечную звезду Давида. У основания трубы бушевало неугасимое пламя, из которого местами выступали лица и отдельные части доверчивых тел, сгорающих в неумолимом огне революции. Испаряющиеся в плазме души уносились дымкой вверх, к звезде о шести лучах. С этими картинами Тертый и рискнул выставиться в числе других дерзких представителей московского андеграунда — «Белютинцев» на выставке художественного авангарда в Манеже.

Выставка в Манеже с первых дней стала популярной и скандальной. Вернее, наоборот — сначала скандальной, а потом популярной. После того, как сам Председатель Президиума Верховного Совета и Глава Правительства, пожелавший ознакомиться с передовым направлением изобразительного искусства от возмущения побагровел и, тыча зонтиком в «Обнаженную со скрипкой» кричал на весь Манеж: «На это говно плюнуть хочется! Эти битники мне второй Будапешт хотят тут устроить! Да за такое художество из Москвы гнать надо! На сто первый километр! С билетом в один конец!»

Чуткая пресса крик из Манежа немедленно услышала и отозвалась ругательствами, самыми невинными из которых были: рукоблудие, изомазохизм и параноидальный оргазм. На последний термин Тертый почему-то особенно обижался.

Социалистическая пресса, в отличие от всякой другой, не просто пресса сама по себе, а рупор партии. И уж если на кого этот рупор направят, то значит все: пиши — пропал человек. Если ты был членом Союза художников, то после критики в прессе, уже им никогда не будешь. Да и вольных заказов по офомлению красных уголков, и изготовлению бюстов вождя тоже не дождешься. Жди другого — у них не заржавеет.

После того, как газета «Вечерняя Культура» разразилась громовой статьей под названием «Золотое дно Папы Карло», в которой молодой журналист Дубовик с жаром живописал похождения Тертого в трикотажном бизнесе и иконографии, на его художественной карьере всякий понимающий человек должен был бы поставить большой крест. И не только на карьере, но и на судьбе тоже.

Короче говоря, после недолгого следствия и еще более недолгого суда, осудили молодца за тунеядство и отправили на перевоспитание на стройки большой «химии» в Сургут. При ближайшем знакомстве с пунктом отбывания Тертый обнаружил, что в Сургуте строек большой «химии» нет и не предвидится, а есть небольшой рыбозавод, на который и был определен на исправработы новоиспеченный «химик» Тертый.

Папа Карло рыбного запаха и чешуи не терпел, поднимать тяжести не стремился, в технике не разбирался, сетей чинить не умел. А любил он покуривать в теплых местах и философствовать на отвлеченные от реальности темы, вроде: всем открыта большая дорога, вам работать — нам «плану» курить. Покуривать травку Тертый еще в Москве научился, а в заключении постиг тюремную науку добывать себе дурь из чего угодно — хотя бы и из зубной пасты или сапожного крема. Однажды, забалдев от какой-то синтетической дури, он завалился на эстакаде между порожней тарой и в забытьи пропустил вечернюю проверку, которую комендант проводил самолично и ежесуточно по истечении двадцати часов. За то, что нарушителя режима Тертого по определенному для него месту проживания в установленный час не оказалось, в назидание прочим таким же «химикам», Тертого препроводили в общую камеру-каталажку, пообещав на следующий раз усугубить наказание вплоть до полного возврата в зону на весь срок, без зачета пребывания на «химии».