Глаза Фемиды

Я не буду загружать читателя техническими деталями подготовки к взлету и самого полета. Скажу одно: Олегу это удалось. Еще ему удалось перепугать половину райцентра, когда он почти три часа прокружил над поселком не решаясь и опасаясь осуществить первую в жизни посадку. Хотя и на воду, но почти невозможную при полном отсутствии практических полетов. Невероятно, может, сам крылатый Гермес поддерживал Тучина под крылья, но и сама посадка самородку-пилоту все-таки удалась. Почти удалась. Если не считать поплавка, поврежденного о неизвестно откуда взявшийся топляк. А затем второй, пока еще предварительной, посадки на нары самого Тучина и нудного следствия по делу об угоне воздушного судна.

Вот так просто — с неба и на нары приземлили Олега. Теперь уже навсегда. С судимостью в авиацию пути заказаны.

«А ты не сознавайся в угоне, — наставлял Олега сокамерник Тертый — бывший художник и бывший интеллигентный человек, а ныне сосланный на поселение за тунеядство мелкий хулиган. — Тебе приказали сторожить — ты и сторожил. А где тебе находиться: снаружи или изнутри самолета — сказано не было. Вот ты и забрался от ветра в кресло пилота посидеть, а мотор нечаянно запустился. Пришлось тебе поневоле выруливать, чтобы не допустить аварии. А умысла у тебя не было другого, как спасти государственную машину. В крайнем случае год условно дадут».

«После судимости, в летное училище тебя никогда не примут. — советовал Колонтаец. — А в институт возьмут — никто там не проверяет. Поступай в Уральский лесотехнический институт — в нем на военной кафедре штурманов для бомбардировщиков готовят. Я сам его закончил — знаю. Может, и повезет когда-нибудь взлететь. Инженер — везде инженер, а сегодняшняя беда забудется со временем».

Тучин слушал обоих и запоминал на всякий случай. Впоследствии, на суде и следствии он давал показания как научил его Тертый. Олегу дали год условно и освободили в зале суда. С Колонтайцем его развело надолго. Но его рекомендаций Олег не забыл и через год поступил в Уральский лесотехнический.

А Колонтаец ни о суде ни о дальнейшей судьбе Олега ничего не знал да и не задумывался: своих забот хватало выше крыши. И сокамерники не давали соскучиться. В особенности Москвич и Тертый.

Глава пятая. Москвич и Тертый

Итак, с ним не налажены

Контакты. И не ждем их, —

Вот потому он, граждане,

Лежит у насекомых.

Мышленье в нем не развито,

И вечно с ним ЧП.

А здесь он может, разве что,

Вертеться на пупе.

В. В. Высоцкий

Вообще говоря, молодой хант, носивший кличку Москвич таковым не являлся, хотя и побывал в столице единожды, в отличие от коренного москвича по фамилии Тертый, известного в столичных богемных сферах больше как Папа Карло. Прозвище он заработал в те не очень далекие годы, когда промышлял резьбой по дереву и точением из осиновых чурбаков разборных матрешек. Расписанные под хохлому и палех они неплохо шли на продажу или обмен на фирменные «шмотки» интуристам. Со временем Папа Карло сообразил, что на его поделках наживаются «дуремары» и сам занялся бизнесом, неплохо подделывая иконы. А когда ощутил на себе пристальное внимание органов, которые среди юмористов принято называть компетентными, переквалифицировался на изготовление «импортных» мужских носков по простейшей технологии. В периферийной трикотажной артели «Красный лапоть» закупались белые трикотажные носки и на них, с помощью специально изготовленного штампа, наносились краской бронзовые короны и красная надпись «Closed». Точного ее перевода и сам Тертый не знал, а уж его клиенты — перекупщики и тем более. Но у стиляг Москвы и округи дефицитные носки, которых и без надписей для всех не хватало, пользовались популярностью. А Тертый от этого имел постоянный навар и отдыхал на взморье.