Глаза Фемиды

Я думаю, не стоит описывать того оживления, которое всякий раз возникает в первый момент рыбацкого застолья. Дело это известное и не один раз описанное. Короче говоря, когда уха разлита по чашкам, а «Стрелецкая» по кружкам, остается избрать спичрайтера, если перейти на английский или тамаду, если вспомнить грузинский. Принимающей стороне предстояло выдвинуть его из своей среды, поскольку уха нам этот раз предстояла не простая, а международного значения.

На молчаливого и малокультурного на вид Аборигена полагаться не следовало и адвокат, в силу своей профессиональной привычки к многословию, решил принять эту функцию на себя, не забыв намекнуть Аборигену, чтобы не напивался и помалкивал, поскольку в случае международных осложнений повторной ходки в Харп или Лабытнанги избежать не удастся. «Понял», — заверил Абориген, добыл из-под брезента здоровенный тесак и без лишних слов взялся нарезать хлеб.

Тем временем, англичанин росточком поменьше, по имени Джек Мейджер, поинтересовался содержимым предложенной ему эмалированной кружки и от вкуса напитка пришел в совершенный ужас: «Это же неразбавленный алкоголь! В Великобритании такое не пьют — это опасно для жизни!» — огорчался он через переводчика. — И если судить по этикетке на бутылке, на которой изображен палач в красном балахоне и с огромным топором, то напиток этот предназначен специально для приговоренных к смертной казни: от такой выпивки им хуже не будет. А он, Джек, еще очень молод, холост и в его сорок два еще хочет пожить».

Трудно общаться с человеком через переводчика. Особенно когда оба еще не выпили. Но для того и существуют на земле представители адвокатских контор, чтобы уметь устанавливать контакты с теми, кто их не понимает или понимать не хочет. Романов выждал время пока Джек выговорится и когда такой момент наступил, как можно внушительнее произнес всего пять слов: «Если хотите жить — следует выпить». Переводчик перевел, гости как-то сразу сникли, помрачнели и не сводя глаз с тесака в татуированной руке Аборигена, попробовали уточнить: почему?

«Потому, — отвечал адвокат, — что настойка эта лечебная, специально от таежного энцефалита предназначенная, который в сибирских краях свирепствует не меньше, чем муха це-це в Африке или бери-бери в Индии. И не палач это на этикетке, а стрелец, человек который стреляет, охотник, одним словом. Сибирские охотники от энцефалита исключительно этой настойкой и спасаются. Потому сибиряки и пьют во все времена и всегда, зная наперед, что энцефалит в природе везде и повсюду присутствует и неподготовленного подстерегает. И наоборот, допустим спикирует вредоносный клещ на принявшего защитную дозу охотника, чтобы свежей крови насосаться, а у охотника кровь наполовину водкой с перцем разбавлена. Тут клещу и крышка, а у охотника никаких последствий. Что из этого следует? Если хотим жить — следует выпивать систематически и много. Совершенно не случайно — любимый тост русских, а сибиряков в особенности — «За здоровье». Его я и предлагаю почтенным господам англичанам и с ними переводчику: «Выпьем за наше здоровье. А иначе — все помрем».

Тост убедил, все дружно чокнулись эмалированными кружками и выпили. Англичанам уха понравилась, «Стрелецкая» видимо тоже, потому, что предложили повторить. С ответным спичем выступил сэр Роджер Смит, сравнивший русскую действительность с широкой полноводной рекой, которая внешне спокойна и медлительна, но в массе своей несет огромную мощь и скрытые от поверхностного взгляда возможности и тайные опасности для того, кто пытается пересекать ее течение. Лично он такого больше никогда делать не будет и другим отсоветует. Спич не все поняли, но все выпили. После второй оказалось, что языкового барьера между сотрапезниками как бы не существует и надобность в переводчике почти отпала. Карась у англичан оказался «карпо», комар — «москито», а значит: «Giue me а repellent», — тоже понятно. Водка — «рашен уодка вери гуд», а значит, пора наливать еще — чего тут не понять, даже Аборигену, который к английской речи проявил необъяснимые способности и воспринимал ее явно осмысленно.

В паузе между тостами, адвокат успел познакомиться с переводчиком, который оказался инженером-технологом. «Вот это мы и делаем ракеты, перекрываем Енисей, и даже в области балета мы впереди планеты всей», — пошутил переводчик. «А я посчитал что Вы профессиональный полиглот, — поспешил удивиться Романов. — так Вы ловко с ними общаетесь. А я вот ни бум-бум». «Спецшкола с английским уклоном в основе, а в институте удалось закрепить. А Вы какой язык изучали?» — «Русский — в семье, командный — в армии, матерный — на работе», — отшутился Романов и вспомнил свои экзамены по ин. язу на заочном юридическом «ликбезе», устыдился себя и ощутил, что краснеет.

Вспомнилось, как преподавателем на их факультете оказалась бывшая Володькина одноклассница Катя Довнарович, которая, пока он служил в армии и нарабатывал производственный стаж, успела закончить иняз, поступить в аспирантуру и заделаться преподавателем.