ГЛАВА 2

“Ты!.. Ты! – вне себя от ярости закричал Адам. – Я обещаю, что сделаю всё, чтобы Ты сдох раньше меня, неблагодарная тварь! Я всю свою жизнь работал на Тебя!” “Именно поэтому ты ещё жив, – невозмутимо ответил ГОДсис, и стволы нескольких находящихся на мачтах стены орудий, стряхнув с себя покрывающий их снег, с страшным механическим скрежетом начали грозно поворачиваться в сторону маленького человека, стоявшего перед огромными воротами. – Уходи. Я думаю, что мы друг-другу ничего не должны. Каждый из нас сделал выбор и получил то, чего хотел. Твоё желание, знак которого сейчас повязан на твоей руке, сбылось, ты свободен. Иди с миром и больше не возвращайся, сын Мой”.

Невероятное отчаяние овладело Адамом. Ярость, перемешенная со страхом и желанием мести, накрыла его с головой. От переполнявших чувств, ноги Адама в очередной раз подогнулись, и он, заплакав от беспомощности, что есть силы забарабанил кулаками в ворота, надрывая связки громко закричал: “Будь ты проклят, ГОДсис!” Мороз быстро превращал его слёзы в лёд, вновь поднявшийся ветер трепал бороду и одежду, эхом унося проклятия в небо. А начавшийся метель била мелкой ледяной крупой в одинокую отчаявшуюся фигуру Адама, стоящего на коленях перед домом ГОДсис и величественными закрытыми воротами центра 3.

44

Слова, сказанные ГОДсис, рождали в голове Адама мысли и желания, прямо противоположные тем, к которым он пришёл, ожидая помощи. Более не пытаясь искать в себе причины свалившихся на него несчастий, Адам жаждал мести. МЕСТИ требовала каждая клеточка организма, его разум и душа. От ярости ему было жарко. Не вспоминая о детях и Эве, наполненное до краёв ненавистью тело яростно шло, обдуваемое завывающим ветром и бьющей ледяной крупой. Но постепенно мысли о немедленном отмщении сменились желанием одного – тепла. Мать его, ТЕПЛО. Вот о чём тосковал он больше всего прямо сейчас, периодически шевеля замёрзшими пальцами ног в холодных, как лёд, ботинках. Ему было немножко стыдно перед собой, что мысль об оставшейся в комнате центра 3 старой уютной лежанке волновала его сильнее желания смерти ГОДсис или осознания того, что ему не удалось выпросить лекарство для Кайла. Как он будет смотреть в глаза детям, какие подбирать слова, объясняя очередную свою неудачу Эве, и так постоянно укоряющей его за то, что он такой неумеха, который не может добыть даже крысу? Но убийство живого существа было для него не просто чем-то невозможным, а невозможным в принципе. И даже сама мысль об этом вызывала тошноту. Он честно пытался сделать это несколько раз, но всё закончилось плачевно, а одни воспоминания об этих омерзительных тварях отправляли по телу мурашки брезгливого омерзения. “Но надо же как-то выживать. Что дальше?” – спрашивал себя Адам. Конечно, у него был в рукаве козырь, о котором ГОДсис, судя по всему, не знал. Подземный ход, это его запасной план Б, шанс всё изменить, попробовать снова оказаться на коне и вернуть хотя бы часть того, о чём с тоской вспоминал он, шагая по проклятому снегу в ненавистных снегоступах. “Как правильно разыграть эту карту? – лихорадочно думал Адам. – Может, пробраться под стеной и попробовать выкрасть лекарство? – прикидывал он разнообразные варианты, – нет не то. Если бы сейчас было лето, можно было бы набрать слив. Прекрасных кислых слив и картошки. Божественной сырой картошки, которую… СТОП. А ведь там за стеной сейчас вместо него уже другой, следующий созданный ГОДсис Адам, 23-й, – зло подумал он, – тот, который сейчас наверняка спит на его тёплой лежанке, так же, как он когда-то, глупо переживая о том, что почти тысячу лет назад умерла женщина, чей прах, лежащий неизвестно где, уже давным-давно превратился в пыль. А он, Адам 22, вот здесь, пока ещё живой, перенесший столько страданий и десятки лет физического одиночества, идёт сейчас по заметённой снегом отравленной планете, которую убили проклятые предки, извратившие понятия добра и зла. Представители цивилизации, начертавшей на своих знамёнах имя Бога, проповедавшего спасение через любовь к ближнему, и которые, убивая во имя него миллионы, в конце концов сгинули, покончив и с собой. И теперь вот он, Адам 22, маленькая песчинка, несущая в себе сознание погубившего себя сотни лет назад мира, отчаявшись, плетётся обратно, чтобы увидеть смерть своего сына. А всё потому, что новый Бог, возможность существования которого он сам заложил тысячу лет назад, прогнал его прочь, отказав в спасении, руководствуясь своими правилами.

“Ничего, – зло думал Адам, – я придумаю, как быть. А больной Кайл? Пусть всё будет так, как предначертано. Судьба – вот его врач”.

Так, обдуваемый разыгравшимся ветром и периодически черпая ботинками рыхлый снег, который, попадая на его голые ноги, уже почти не таял, Адам медленно двигался обратно, пока не заметил, как день начал клониться к закату. Боясь сбиться с пути в умноженной на непогоду быстро наступающей темноте, он решил переночевать где-нибудь поблизости.