Гладиатор. Возвращение

Её глаза вспыхивают праведным гневом, но жду, что, выходя, она сильнее обычного начнёт вилять задницей. Хорошо бы ещё облапить её как-нибудь или лучше нежно поправить за ушко огненно-рыжую прядь? А то мою руку на чужой ягодице моя вспыльчивая девочка может мне и не простить. Хотя ведь рыжая ей и не скажет. Или скажет? Вспоминаю острые коготки жены, зло впивающиеся в мою кожу. Чёрт, ну зачем я об этом подумал? Даже не посмотрел, как Белка вышла.

И интервью не досмотрел: Надежда нарисовалась, как секундная стрелка, ровно в назначенный час.

Отправляю Донскому указание вырезать кусок про личную жизнь, когда, скупо поздоровавшись, Наденька подплывает к столу.

- Держи, - кидает она документы. И вздох вырывается из её груди, но, похоже, вздох облегчения. - Все мои акции теперь принадлежат твоей жене. Это копии, чтобы ты мог ознакомиться. Там ещё по просьбе Демьянова я тебе приложила документы на расторжение нашего брака и аннулированное завещание, что было в твою пользу.

Не удивлён. Даже рад. Такой груз с моих плеч. Даже невольно улыбаюсь - первая хорошая новость за последние дни. Если что, теперь меня не прибьют за Демьяновские активы. А сам пусть делает с ними, что хочет: хоть Громилову их отдаёт, хоть отписывает церквушке, у скромного здания которой он когда-то по молодости так же скромно жил.

- Что, даже не присядешь? - откладывая в сторону документы, наблюдаю, как Надежда возвращается к двери.

- Присяду, просто кофе себе закажу у твоей новой подстилки.

Надо же, я только подумал, что надо бы изобразить особый интерес к Нине, а Надежда уже приписала мне несуществующие заслуги. Уж не по красным ли пятнам смущения на лице секретарши прочитала она эту информацию?

- Ты же в курсе, что я уезжаю? - она возвращается с чашкой и опускается в мягкое кресло, которых теперь в кабинете два. Для приятных дружеских бесед. И хоть не считаю Надежду ни другом, ни приятной собеседницей, занимаю второе со своей порцией остывшего напитка.

- Уезжаешь?

- До чёртиков сыта столицей. А женщина я теперь свободная. Вот улажу все оставшиеся дела и рвану куда-нибудь во Францию или Испанию. Или помнишь тот маленький итальянский городок, родину Пуччини?

- Лукка?

- Вот туда, - улыбается она загадочно. - Помнишь телятину с кровью? А торт по рецепту матушки композитора?

Я, конечно, помню. Но меня сейчас интересуют далеко не общие с Наденькой воспоминания. Ведь в прошлую нашу встречу на одну короткую секунду я всё же поверил в её чувства. Не ко мне, к Ефремычу. Что-то было в глубине её глаз, что-то настоящее, искренне. Неужели показалось?

- Решила снять там квартирку на всё лето, - делает она глоток кофе. И я ничего не могу прочитать ни по её лицу, ни по её взгляду, опущенному в чашку. Даже то, что она сожалеет о содеянном. Или о своём расторгнутом браке. Словно ничего и не было. Ничего не случилось. - Хотя нет, пожалуй, это слишком далеко от моря. Остановлюсь где-нибудь в Виареджо. Помнишь, мы ездили на рыбалку из этой деревушки?

- Помню. Я обгорел как рак, потому что решил, что день будет пасмурным, а это было всего лишь утро, а твою шляпку гондольера унесло ветром в море.

- Да, да, купленное тобой в Венеции канотье с синей лентой на тулье. Оно так тебе шло. Чудесная была поездка, правда, Алекс?

- Рабочая, - пожимаю я плечами. И как-то машинально отодвигаюсь. Неужели она снова за старое? Вот чего-чего, а только любвеобильной Наденьки мне сейчас и не хватало.

- Не напрягайся, - замечает она моё непроизвольное движение. - Я на одни и те же грабли не наступаю. И ты, Берг, правильно сделал, что развёлся. Ну, какой из тебя муж? Так, племенной жеребец.

Она делает ещё глоток кофе, а потом отставляет почти полную кружку.

- И ты своих ошибок не повторяй, - поднимается она и красноречиво кивает на дверь, явно намекая на Нину. - Не подбирай похотливых потаскушек на улице. А то тебе активов не хватит со всеми так щедро расставаться. А они не все безобидные несчастные котятки, порой такие острые прячут коготки в мягких лапках.

- Да, ты тоже, Наденька, аккуратнее, - встают вслед за ней и останавливаюсь напротив стола, на котором она копошится в своей сумке. - Не все богатые дяденьки ведут себя честно. Не все и с жёнами церемонятся. Особенно с теми, кто так много и охотно говорят о любви, а потом - несчастный случай и «прости любимый, так получилось».

- Дурак ты, Берг, - усмехается она, вешая сумку на плечо. - Так ничего и не понял.

- А что я должен был понять? Что ты нагадила, как испуганная кошка, а теперь, чуть дверь приоткрыли - и дёру? Что королевы из тебя не вышло? Или что все твои грандиозные, хитроумно выстроенные планы рухнули, как конструкция из домино?

- Да, я проиграла, Берг - вскидывает она подбородок. - Дрогнула. Проявила жалость. А надо было прикончить вас обоих: и Демьянова, и тебя. Было бы и проще, и эффективнее. Не брать себе в помощники этого тупоголового идиота Гремлина. Не ложиться под его ублюдочного папашу. Осталась бы единственной наследницей огромного состояния.

- Чисто из интереса, не поделишься, и как бы ты это провернула?