- Это никогда не переболит, Алекс, - справедливо замечает она. - Иначе тебе уже стало бы всё равно как тебя зовут: Саша или Саня, или Алекс. Но это позволяет тебе помнить маму. И это хорошо, что ты её не забыл.
Она выбирает, что бы ещё съесть из оставшегося, и я подвигаю моей маленькой мудрой обжорке свой почти нетронутый сет.
«И спасибо, родная, что ты не плачешь надо мной, как над брошенным щенком», - я не говорю этого вслух, я просто смотрю, как она ест. Чем больше мы узнаём друг о друге, тем меньше нам надо слов, чтобы друг друга понимать. И это больше, чем счастье, это на три метра выше счастья.
- А можно оставшееся мы заберём с собой? - она испачкалась и такая милая в этих крошках, что я не могу отвести взгляд.
- Конечно. Хочешь, я закажу тебе ещё? С собой, - всё же тянусь к её лицу, но она отклоняется и, к сожалению, вытирает губы салфеткой.
Отрицательно машет головой, засовывает в рот кусочек маринованного имбиря, морщится и прикрывается рукой, потому что хочет что-то сказать, но жуёт.
- Что имела в виду твоя Полина, когда сказала, что ей понравилось?
- Так давай мы у неё и спросим, - протягиваю руку, и она вкладывает в неё свой новый телефон. - Ты даже пароль не поставила?
- Мне нечего от тебя скрывать.
- Мне тоже, - протягиваю экран.
«Что именно повторим? Деловой разговор? Встречу в подворотне? Распитие вина в больнице?»
«Совместную прогулку с ребёнком», - прилетает ответ, когда мы возвращаемся домой по вечерним улицам.
- Если это твой сын, ты не имеешь права бросить его, как твой отец, - убирает она телефон, не написав ответа.
- А если это уловка? - не хочу делать вид, что сам не думаю об этом. - Если на самом деле он не мой, но она использует его, чтобы нас поссорить?
- Значит, она дура, - обнимает меня Вика за талию. - Но, увы, она такой не выглядит. Она хорошо к тебе относится, Алекс. С уважением, с сочувствием, с теплотой. А вот я ей не нравлюсь.
- Да мне срать, что она... - завожусь я с полуоборота.
- Ты, может, дослушаешь? - тыкает она меня в бок, и я невольно дёргаюсь и замолкаю. Чёрт! А рёбра-то ещё побаливают, оказывается. - Она пытается защитить тебя от меня, потому что не доверяет. Как и я ей. И если у тебя есть, что мне рассказать про неё, лучше расскажи сейчас.
- Нечего, Вика. Из того, что я помню, действительно нечего. Был только один момент, - я смотрю на часы. Меня уже ждут. Но пока доходим до дома эту историю про секс с завязанными глазами всё же успеваю рассказать.
- Надо как-нибудь попробовать, - улыбается моя проницательная жена, прощая моё прошлое. И целует у входной двери так, что мне уже никуда не хочется идти.
- Может, сейчас? - перехватываю её пониже спины.
- Тебя ждут, - а сама прижимается сильнее, плутовка.
- Мы быстренько.
- Ты наказан, - безжалостно убирает мои руки и открывает дверь Вика. - До встречи, милый.
И всю дорогу до больницы, где меня ждут, я думаю о том, как невероятно, дико, дьявольски мне повезло с женой.
А ещё о том, чем она ответит Полине. И в том, что она ответит, я даже не сомневаюсь.
Дорогие мои!
Всем добра, мира, здоровья, тепла, любви и весны в душе!
С праздником!
29. Виктория
«Не возражаю, - отвечаю я на предложение Полины погулять с ребёнком. - Завтра в шесть в парке у «Айсберга».
И Алексу не обязательно об этом знать. Впрочем, это я ещё не решила. Да и он вряд ли куда-то отпустит меня одну. Завтра разберёмся. Сегодня у меня ещё есть дела.
Что-то очень знакомой показалась мне эта история про секс с завязанными глазами. И после недолгих поисков нахожу в интернете то, где я это недавно видела - откровения Анастасии Яновской. Перечитываю спокойно, вдумчиво, отбросив ненужную сейчас ревность. И вот не кажутся они мне написанными «на заказ». Явно это именно та девушка, про которую вспомнил Алекс, и явно она поделилась тем, что действительно было.
И чем больше вопросов я задаю всезнающему поисковику, тем становится интереснее. Чем дальше в лес, тем толще партизаны. И журналист, что взял у Яновской интервью, как раз пухлый, мешковатый и в круглых очках. Я бы сказала, как у Гарри Поттера, но охранник в «Айсберге» сказал «как у Берии» и, глядя на портрет мужика с залысинами, партийного деятеля советских времён, мне трудно с ним не согласиться. Похож.
Он же, этот Анатолий Донской, написал и огромную статью, в которой докопался до сути конфликта Наденьки с Бергом. И вообще его слишком много. И слишком много неприкрытого злорадства в его статьях. Попахивает какой-то мелочной мстительностью, болезненной, беспомощной, недостойной. И ни одного слова от первоисточника, ни одного интервью лично с Бергом. Только шакалье тявканье, что «Акелла промахнулся», которое подхватило такое же шакальё. Вот, сука! «Ну, ничего, я тобой займусь», - обещаю мирозданию. И это не мечта, это - уже план.
И Гремлином, этим ветхозаветным богословом, который явил миру столько сенсационных откровений о своём бывшем сопернике по рингу на встрече с этим Донским, тоже руки чешутся заняться. Причём немедленно.