Читаем Гладиатор полностью

— Приветствую и благодарю тебя, благородный Ферорас! Еще никогда в жизни мне не приходилось видеть такой прекрасной, с таким вкусом устроенной виллы. Я с изумлением вижу, что ты знаешь толк не только в презренном металле, но и в благородном искусстве. Поверь мне, я безмерно восхищен.

Почти лысый — лишь с венчиком темных волос и широкой окладистой бородой — Ферорас рассмеялся.

— Многие убеждены, что, обращаясь с деньгами, человек теряет способность ценить искусство. Все обстоит как раз наоборот. Именно деньги дают независимость искусству. Не будь у Горация, Вергилия и Проперция поддержки Мецената, мы не имели бы ни «Сатир», ни «Энеиды», ни «Цинтии». Даже Фидий нуждался в Перикле… Пройдем, однако, в дом. Моя жена и Тертулла, моя дочь, хотели бы познакомиться с тобой.

Миновав портик, они прошли в отделанный белым мрамором атриум. В подчеркнуто простой обстановке помещения взгляд невольно скользил вверх, к потолку, где был изображен идиллический ландшафт с резвящимися на нем нимфами и фавнами. Вся картина была выдержана в зеленых и синих тонах. За выходом из атриума располагался виридарий, напоминавший размерами скорее ботанический сад, чем цветник. Глаза наслаждались яркими красками экзотических растений, уши ласкало пение невиданных пестрых птиц. Вот так, должно быть, живут боги, подумал Вителлий.

В тени веерной пальмы гостя ожидали жена и дочь Ферораса, окруженные роем рабынь, ухаживавших за ними с таким рвением, какого никогда не смогла бы дождаться Мессалина.

— Наш дорогой гость Вителлий, — представил Ферорас молодого гладиатора. — Вы хотели его видеть, и вот он здесь!

Мариамна, жена банкира, была красавицей средних лет, ухоженной и величественной, чем-то напоминавшей греческую гетеру. Тертулла, ее дочь, примерно того же возраста, что и Вителлий, была отнюдь не дурна собой, но явно страдала от сознания, что до красоты матери ей все-таки далеко.

— Правду говоря, — сказал Ферорас после того, как Вителлий произнес все положенные учтивые комплименты, — они обе сгорали от желания познакомиться с тобой и прожужжали мне об этом все уши. Надеюсь, ты еще не раскаиваешься в том, что принял мое приглашение.

— Я в восторге, — ответил Вителлий, — и боюсь только обмануть ваши ожидания. Я всего лишь молодой гладиатор, и если уж кого-то можно назвать зеленым новичком, так это меня.

— Достойная уважения скромность, но сегодня весь Рим говорит о тебе! — Ферорас протянул Вителлию бокал вина. — Рассказывают, что ты был приговорен к смерти, хотя и не принимал участия в заговоре против Клавдия. Пугнакс донес на тебя, потому что…

Тертулла перебила отца:

— Другие же утверждают, что тебя видели входившим в дом Мессалины.

— В городе бездельников можно не удивляться тому, что один слух идет по пятам за другим, — сказал Вителлий. — У множества людей сплетни — любимейшее из развлечений, они без них просто жить не могут. Что касается меня, то доля правды в них есть. Я и впрямь был в доме Мессалины, хотя привели меня туда силой. Как бы то ни было, я не участвовал в заговоре и ничего не знал о нем. Клянусь в этом моей правой рукой!

— Почему же тебя привели к Мессалине? — спросила Мариамна с улыбкой, говорившей о том, что ей отлично известен ответ на этот вопрос.

Вителлий молчал. Взглянув на двух стоявших чуть в стороне шутов, Ферорас запрещающе махнул рукой. В обязанность этих шутов входило заполнять своими шуточками возникающие в разговоре паузы — новый обычай, широко распространившийся среди состоятельных римлян. Известно ведь, что римляне способны были стойко выносить голод, боль, издевательства — все, кроме долгого молчания.

Ферорас прервал возникшую паузу.

— Всем известно, что Мессалина склонна была одаривать красивых мужчин знаками своей благосклонности. В этом нет ничего, порочащего нашего гостя!

Глава семейства хлопнул в ладоши, и слуги, поставив перед хозяевами и Вителлием маленькие столики, начали расставлять на них позолоченные блюда с разнообразными закусками. О таких деликатесах Вителлий прежде никогда даже не слышал. Прегустаторы, то есть рабы, предварительно пробовавшие пищу, обходили столики, проверяя каждое блюдо, прежде чем до него дотронутся хозяева.

— Была ли она и впрямь столь соблазнительна, как об этом рассказывают? — вновь заговорила Мариамна, отправляя кончиками пальцев в рот какой-то лакомый кусочек.

Вителлий, словно зачарованный, следил за ее грациозными движениями. Когда губы женщины сомкнулись на кусочке и легким движением втянули его в рот, это почти вывело Вителлия из равновесия. Он невольно подумал о Туллии, которая (правда, совсем другого рода движениями) вызывала у него подобное же чувство.

— Да, да, — проговорил он поспешно, чтобы скрыть секундную рассеянность. — Мессалина была, вне всяких сомнений, необычайной женщиной.

Ферорас понял, насколько гостю неприятна эта тема, и постарался направить разговор в другое русло.

— Ты, говорят, прибыл из провинции, но полноправный римский гражданин. И тем не менее ты сделал схватки не на жизнь, а на смерть своей профессией…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза