Судно подтянули крюками к трибуне, и два раба помогли Вителлию сойти на берег. Спустившись по устеленной красным ковром лестнице, Нарцисс вручил Вителлию знак, подтверждающий, что гладиатор снова стал полностью свободным человеком, и кожаный кошель с наградой за победу. Склонив голову, Вителлий выразил свою благодарность. Почетные гости на трибуне стоя приветствовали его. Консулы, сенаторы и жрецы, самые видные люди Рима, аплодировали ему, Вителлию. Он впитывал эти аплодисменты, как после душного дня человек впитывает вечернюю прохладу. А потом он увидел Туллию. Она стояла всего в паре шагов от гладиатора, прекрасная, как статуя, и грациозная, как Ребекка. Когда Вителлий взглянул на прекрасную жрицу, она целомудренно опустила глаза. Он ясно увидел легкий румянец, появившийся на ее лице. Собравшись с мужеством, Вителлий подошел к весталке и поклонился ей. Туллия поблагодарила его чуть заметным кивком. Многие на трибуне знали, чем вызван жест гладиатора.
Консул Квинт Вераний тронул рукав сидевшего по правую сторону соседа.
— Тебе, Плиний, следует знать, что этот гладиатор был приговорен к смерти. Ему спасло жизнь то, что по дороге к месту казни он встретил весталку.
— И за какое же преступление был осужден этот юноша? — спросил Плиний.
— Он вроде бы участвовал в заговоре Мессалины. Впрочем, это не вполне достоверно. Не исключено, что показания, которые легли в основу обвинения, были продиктованы лишь личным соперничеством между Вителлием и Пугнаксом…
— Этим самым Пугнаксом? — кивком указав на озеро, спросил Плиний.
— Да, — ответил Вераний. — Сегодняшний день положил конец их вражде.
— Невероятно, — сказал Плиний. — Мне пришлось немало сражаться в Германии, но и там я ни разу не сталкивался с подобной судьбой. Воистину, он заслуживает того, чтобы поведать о нем потомкам. Я должен познакомиться с этим гладиатором.
— Я уже вижу, — расхохотался консул, — как римляне теряют выдающегося воина, приобретая взамен многообещающего писателя. Скажи, однако, Гай Секунд Плиний, не слишком ли ты молод, чтобы вот так уходить на покой?
— Кто говорит о покое? Не война отец всего сущего, а дух, порождающий и сами войны. Следует ли предоставлять литературу старикам? Я как раз впервые побрил бороду, когда написал в Германии свою первую работу о боевой тактике отрядов всадников. Работа эта получила признание. Разве она стала хуже от того, что была написана в двадцать три года?
— Нет, конечно, — ответил консул.
— Становиться писателем никогда не бывает слишком рано, — продолжал Плиний. — Для такой важной работы, как моя «Естественная история», и целой жизни может оказаться мало.
Квинт Вераний показал на озеро, где продолжались показательные бои. Суда с полным снаряжением, но лишенные способности двигаться, обстреливались катапультами до тех пор, пока не шли наконец ко дну. Расходы на этот праздник превзошли все виденное до сих пор. Когда к концу дня с разрушениями и убийствами было покончено, зрителей ожидало зрелище совсем иного рода.
Две тысячи рабов, вооруженных лопатами и корзинами, начали поспешно пробивать последнюю перемычку, отделявшую неподалеку от почетной трибуны озеро от канала. Воды озера должны были хлынуть в канал и, если строители не ошиблись в расчетах, до последней капли вытечь через него.
Сначала начал сочиться лишь крохотный ручеек, который впитывался в землю, еще не успев достичь канала. Постепенно, однако, ручеек стал быстрой рекой, пробивающей себе все более глубокое русло и подмывающей берега. Еще через несколько мгновений река превратилась в покрытый грязно-бурой пеной бурный поток, с ревом врывающийся в канал. Зрители хлопали в ладоши, глядя, как многие рабы, недооценив силу потока, срываются вместе с участками берега в ревущую воду.
Теперь уже протока стала такой же ширины, что и ложе канала, но вода, унося землю, песок и камни, продолжала вгрызаться в берег. Зрители на трибуне, которых от стремительно несущейся массы воды теперь отделяли всего несколько метров, начали проявлять беспокойство. В то время как сидевшие в верхних рядах гости продолжали одобрительно хлопать в ладоши, жрецы начали покидать свои места в первом ряду. Когда от берега оторвался новый, величиной с большой дом, участок и деревянная трибуна начала скрипеть и потрескивать, зрители испуганно замерли.
— Бегите! — послышался откуда-то и тут же повторился крик. — Бегите!