Читаем Гладиатор полностью

— У меня не было выбора, — ответил Вителлий. — Ремесло лудильщика, которым я владею, не пользуется в Риме особым спросом. Поэтому я был только рад, когда меня приняли в школу гладиаторов и начали обучать всем видам боя.

— Ты и с дикими зверями умеешь сражаться? — взволнованно спросила Тертулла.

— Меня обучали и этому. Львов я не боюсь.

— А какой твой излюбленный вид боя?

— Вряд ли можно назвать излюбленным хоть какой-то вид боя, если приходится рисковать жизнью. Все же я сказал бы, что охотнее всего сражаюсь как ретиарий — с сетью и трезубцем.

— Тем не менее, — возразила Мариамна, — свою первую схватку в этом виде боя ты, насколько мне известно, проиграл.

— И все же это так. Поединок гладиаторов, вооруженных сетью и трезубцем, требует прежде всего ловкости. Он менее жесток, чем другие виды. Проигравшего закалывают, но здесь нет кровавой бойни.

— Когда состоится твой следующий бой? — поинтересовалась Мариамна.

— Не знаю, — ответил Вителлий.

— Ты ведь получил право на полную свободу и волен, стало быть, сам принимать решения. Ты намерен продолжать сражаться и дальше?

— Я зарабатываю, торгуя собственной жизнью. Клянусь богами, именно так обстоит дело.

Ферорас на мгновение задумался, а затем проговорил:

— Я не ланиста, наставник, обучающий гладиаторов, но меня привлекает мысль сделать из тебя величайшего гладиатора Рима. У тебя есть для этого все предпосылки: ты победил Пугнакса, ты молод, умен и уже известен среди римлян. Что бы ты хотел иметь за это?

Вителлий пожал плечами. К такому предложению он не был готов. Причина, по которой он охотно принял приглашение Ферораса, заключалась в другом. Ему нужны были деньги, много денег, и притом немедленно, если он не хотел обречь жрицу Туллию на верную смерть. Ферорас же был известен как крупнейший ростовщик Рима, совершавший множество сделок, причем никто не знал в точности, куда он вкладывает свои деньги.

— Мне нужны деньги, — неожиданно проговорил Вителлий. Ферорас, Мариамна и Тертулла изумленно воззрились на гостя. — Да, я оказался в безвыходном положении. Если уж быть честным — именно поэтому я и пришел сюда…

Шуты попытались, разыграв импровизированную сценку, смягчить неловкость воцарившегося молчания. Не дожидаясь ее конца, Ферорас обратился к Вителлию:

— Сколько тебе нужно?

— Пятьсот сестерциев. К завтрашнему дню.

— Пятьсот сестерциев. — Ферорас засмеялся. — Пятьсот сестерциев!

Смех Ферораса становился все громче, пока у него не перехватило дыхание и из глаз не потекли слезы. Смеялись Мариамна, Тертулла, рабы и даже сам Вителлий. Почему, он и сам не смог бы объяснить, но смех Ферораса был так заразителен, что удержаться не было никакой возможности.

— Сюда приходит, — хлопая себя по ляжкам и захлебываясь от смеха, с трудом выговорил Ферорас, — сюда приходит человек, имеющий все данные стать величайшим гладиатором Рима, и просит пятьсот сестерциев. Пятьсот! — Немного успокоившись, Ферорас сел рядом с Вителлием, положил руку на плечо юноши и проговорил: — Прости мой глупый смех, сынок, но когда к Ферорасу приходит клиент и говорит, что ему нужны большие деньги, то меня не слишком волнует, нуждается он в ста тысячах или только лишь в десяти тысячах сестерциев. Брут, гнусный убийца Цезаря, зарабатывал на жизнь, давая деньги взаймы под сорок процентов, но законы Двенадцати таблиц запрещают брать больше восьми процентов, а Вторая книга Моисеева вообще запрещает ростовщичество.

— Ты иудей? — робко спросил Вителлий.

— Я родился в Аин Геди на Мертвом море и воспитан был в иудейской вере, но теперь я римский гражданин. Поверь мне, я дорого заплатил за это гражданство. И кое-кто из достойнейших людей Рима нашел при этом свое счастье.

Вителлий понимающе кивнул.

Мариамна, не спускавшая глаз с гладиатора, проговорила вдруг:

— Не обременяй гостя своими денежными делами. Ему нужны пятьсот сестерциев, и он получит их от тебя как подарок… Поверь, для нас радость выручить тебя из трудного положения.

Охотнее всего Вителлий бросился бы сейчас на шею этой женщине, но сдержался, ожидая, каков будет ответ Ферораса.

Подумав немного, банкир заговорил:

— Я делаю Вителлию другое предложение. Мы заключим договор. Гладиатор Вителлий поступает ко мне на службу. Я устраиваю его поединки и получаю половину причитающегося ему за победу вознаграждения. Ты за это будешь ежемесячно получать от меня тысячу сестерциев. Кроме того, я предоставляю в твое распоряжение один из моих римских домов вместе с четырьмя служителями.

Все взгляды обратились к Вителлию. Слегка растерявшись, он хотел было обратить все в шутку, но тут же увидел сосредоточенное лицо хозяина дома, явно ждущего ответа. Не было никаких сомнений, что предложение Ферораса носит серьезный характер. Тысяча сестерциев в месяц и собственный дом!

— Ты ничем не рискуешь, — вновь заговорил Ферорас, — весь риск достается мне. Если ты будешь убит в первом же бою, стало быть, я неудачно вложил свои деньги…

— Прошу тебя, — вмешалась Мариамна, — не надо говорить об этом!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза