Гитлер. Неотвратимость судьбы

Свистопляска еще не началась, как мои штурмовики — с этого дня они так назывались — напали на противника. Как волки, бросились они на него стаями в восемь или десять человек и начали шаг за шагом вытеснять его из зала».

Более чем откровенно: «свистопляска» еще не началась, а штурмовики уже напали на врага. Конечно, их провоцировали, поскольку социал-демократы для того и явились в пивную. Но дело было уже не в них. Гитлер не только не попытался спустить все-на тормозах — он сам горел желанием увидеть «своих ребят» в действии. Начинать когда-нибудь надо было, и где, как не на таких побоищах, закалялись бойцы, и вырабатывался столь необходимый для любого войска дух победителей! Да разве мог остановить столь решительную драку человек, в котором, по признанию Гитлера, «сердце снова запрыгало от радости, вспомнились старые военные переживания».

Особенно эти «военные переживания» обострились после того, как штурмовики открыли огонь и их более многочисленные противники бросились со всех ног на улицу. Ободренные штурмовики ринулись за ними и продолжили избиение своих врагов на улице, обильно поливая мюнхенскую мостовую горячей эсдековской кровью.

Победа была полной, и Гитлер умело воспользовался ее плодами. Все принимавшие участие в побоище штурмовики были поощрены, а их подвиги золотыми (скорее, кровавыми) буквами вписаны в историю штурмовых отрядов. Да и как еще мог относиться Гитлер к боевикам, которые называли его фюрером и распевали во все горло переделанный ими гимн бригады Эрхардта: «Свастика на стальном шлеме, черно-бело-красная повязка — мы называемся штурмовыми отрядами Гитлера». Конечно, по большому счету он был подставным лицом, и штурмовики готовились совсем для других дел, но Гитлер добился своего, и теперь за ним стояло не только ораторское мастерство, но и реальная сила, позволявшая ему властвовать на мюнхенских улицах.

* * *

Но что значат улицы по сравнению с мечтой обо всей Германии! В 1922 году Гитлер был уже известен как лидер молодой и быстро развивающейся партии. Однако его авторитет простирался лишь на Южную Баварию, в то время как амбиции не имели границ. То, о чем он мечтал, прекрасно выразил на конференции лидеров националистов хорошо известный по съезду в Зальцбурге Рудольф Юнг, увидевший в нем главного жреца нацизма. «На севере, — писал он в послании националистическим группам, — нет сколько-нибудь значительной национал-социалистической партии, Мюнхен фактически остается центром движения в Германии. Я ожидаю благоразумия от наших партийных товарищей в Берлине, Лейпциге и других местах, чтобы для развертывания движения во всей Германии они стали подчиняться Гитлеру». Он советовал им не только подчиниться Гитлеру, но и помогать ему в «развертывании движения во всей Германии». Самому же фюреру рекомендовал объединить все родственные направления под единой вывеской.

Гитлер был против. Он не нуждался ни в чьей помощи и без рассуждения принял бы под свое крыло любую националистическую группу при условии, что она полностью растворится в нацистской партии и будет подчиняться ему лично. А то, что предлагал Юнг, слишком отдавало столь ненавистным ему парламентаризмом. То же касалось и Северной Германии.

— Я, — заявил Гитлер на одном из собраний, — никогда не пойду к представителям национал-социализма из Северной Германии, а вот они пусть приходят… Но только как покорные члены!

Однако быстро набиравшее силу национал-социалистическое движение уже невозможно было остановить, его группы появились по всей Германии, и Гитлеру во что бы то ни стало надо было взять их под свой контроль. Он не забыл июльский бунт в партии и хорошо понимал, к чему все это может привести. Он считал, что у нацеленного на власть движения не может быть нескольких вождей. А чтобы ни у кого не оставалось иллюзий на этот счет, он официально закрепил эту линию партии на I партийном съезде, который состоялся в конце января 1922 года.