Гитлер. Неотвратимость судьбы

И все же вряд ли можно верить Зеботтендорфу на слово, потому что отношения между Немецкой рабочей партией и рабочим кружком, возникшим по указанию «Туле», и по сей день остаются невыясненными. Более того, как только Гитлер возглавил отдел пропаганды, он запретил какое бы то ни было вмешательство в его деятельность со стороны «кружка или ложи». Он никогда не скрывал своего презрения к «volkisch — странствующим ученым» и подобным «Туле» и «Германскому ордену» конспиративным структурам. Для привлечения народа, считал он, нужны не тайные ложи и ордена, а массовая сильная партия, наподобие той, какую имели социал-демократы.

Тем не менее «Туле» и по сей день считается чуть ли не творцом Гитлера и его партии. Однако мы ни разу не встретим имени доблестного фон Зеботтендорфа рядом с именем Гитлера даже в те дни, когда он отчаянно нуждался в помощи. Причина здесь одна: все эти общества интересны только своей таинственностью и ритуалами при свечах. Для борьбы же за власть, помимо знания рун и ариософии, нужны совсем другие способности. Таинственные монахи и Зеботтендорфы смотрелись лишь на тайных собраниях своих лож, но там, где надо было бороться и созидать, им было не место. Все эти сказки и мифы о в высшей степени «таинственных и загадочных» силах, которые каждый раз оказывались за чьей-то спиной (как правило, победившего), напоминают легенды о русских масонах, которые якобы совершили Февральскую революцию в России, а затем куда-то пропали.

Можно, конечно, вспомнить идейного отца Великой французской революции Ж.-Ж. Руссо и то влияние, какое он оказал на ее развитие. Но чего бы стоили все его идеи, если бы французские крестьяне и рабочие не были доведены до полного отчаяния французским абсолютизмом? Да и судьба самого Зеботтендорфа служит прекрасным подтверждением всего сказанного выше. Прямо-таки образец «volkisch — странствующего ученого»!

Изгнанный в конце концов даже из «Туле» барон ударился в астрологию. Он издавал журналы, путешествовал и в 1933 году вернулся в Мюнхен, чтобы воскресить распавшееся без него общество. Однако в Германии он встретил совсем другого Гитлера и был интернирован. После долгих мытарств барон оказался в Стамбуле, где всю войну проработал в немецкой разведывательной службе. Не выдержав горечи поражения и крушения своих надежд на мировое господство арийцев, 9 мая 1945 года старый барон бросился в Босфор…

* * *

Когда Гитлер явился в «Старый Ромбербад», его встретили как давнишнего знакомого. Дрекслер не стал ходить вокруг да около и предложил Адольфу вступить в партию. Тот без особых раздумий согласился. Дело было не только в приказе его начальников. Гитлер уже начинал понимать, что от такого сотрудничества мог выиграть и он сам. Ни о какой серьезной карьере в рейхсвере для него, простого ефрейтора, не могло быть и речи. Там и своих генералов хватало. То же касалось и крупных политических партий, где давно имелись собственные председатели и секретари. Да и не нужны ему были все эти буржуазные и социал-демократические партии, у которых, по его твердому убеждению, не было никакого будущего. Ничего не светило ему и в таких военизированных организациях, как союз «Оберланд», объединение офицеров «Железный кулак», «Немецкий народный союз борьбы и зашиты», «Флаг старого рейха» и «Стальной шлем».

А здесь… Он видел руководителей новой партии и не сомневался, что ему по силам составить им конкуренцию. Он ничем не рисковал: лопнет эта самая Немецкая рабочая партия, как уже распались десятки других, он внакладе не останется. Что-что, а работа у него пока была. А загадывать он не хотел. Да и чего стоили человеческие мечты во времена, когда с необыкновенной легкостью рушились целые государства и вековые устои!

На радостях Дрекслер выписал на имя Гитлера членский билет №7 «политического рабочего кружка» и назначил его ответственным за прием в партию новых членов и пропаганду.

— Это счастливое число, — пряча партийный билет в карман потертого пальто, задумчиво сказал Адольф Гитлер. — Оно означает «знак судьбы»…

Через месяц в партию вступил капитан Рем. В считанные недели он привлек в нее множество оставшихся не у дел бывших офицеров и солдат, и именно они на первых порах стали основой движения.

* * *

И все же начало выдалось трудным. Судя по той праздности и пустословию, которым предавались Дрекслер и его товарищи, они посчитали свою задачу выполненной самим созданием партии и уповали на какое-то мифическое «военное руководство», которое само сделает все остальное. Это не только тормозило развитие партии, но и убивало в ней все живое.