Гитлер. Неотвратимость судьбы

— Мне нужна помощь в медицинском обслуживании фюрера, поскольку на моих плечах множество важнейших обязанностей и ваших личных поручений, рейхсфюрер.

— Хорошо, мы подумаем над этим, — согласно кивнул Гиммлер.

Однако найти подходящего по всем статьям врача оказалось не так просто. Только в конце октября Генрих Гиммлер утвердил кандидатуру молодого врача Людвига Штумпфеггера, который слыл весьма способным, подающим большие надежды ортопедом. Он работал хирургом-ортопедом в клинике Хохенлюхен под руководством известного немецкого медика профессора Карла Гебхардта.

Людвиг Штумпфеггер искренне восхищался Адольфом Гитлером и проявлял по отношению к нему безграничную преданность. В то же время он вел себя довольно осторожно, избегал критических замечаний в чей-либо адрес, старался держаться со всеми ровно и никогда не позволять себе давать какие-либо оценки методам лечения, применявшимся до него лейб-медиком фюрера доктором Мореллем. Хотя как врач Штумпфеггер не мог не видеть, что лекарственные препараты, применявшиеся бывшим корабельным врачом, явно наносили вред здоровью Гитлера.

Насколько известно, второй лейб-медик фюрера Людвиг Штумпфеггер, в отличие от Карла Брандта, оставался с ним до конца в фюрербункере. Он оказывал помощь раненым в нижних этажах бункера, в частности, раненому генералу Роберту фон Грейму, сумевшему прорваться в Берлин на самолете. По сведениям очевидцев, после самоубийства Адольфа Гитлера его лейб-медик решил оставить свой пост в фюрербункере. Согласно показаниям свидетелей, он погиб на улицах Берлина под огнем советской артиллерии.

В середине марта Гитлер решил отправиться на фронт, чтобы собственными глазами увидеть, что же там на самом деле творится. Борман и генералы принялись в один голос отговаривать его от безумной затеи, однако Гитлер настоял на своем. Он хотел лично убедиться, где проходит линия фронта, и проверить обеспечение войск боеприпасами.

Рано утром фюрер выехал на машине из Берлина в направлении Франкфурта-на-Одере. «Там, где нас узнавали, — писал об этой поездке личный шофер Гитлера Эрих Кемпка, — люди толпами собирались у машины. Личное присутствие фюрера давало им новую надежду в ситуации, которую мы сами уже считали безнадежной. Шеф беседовал с офицерами и солдатами, говорил с женами и матерями. Его все еще окружало волшебное сияние великой личности. И ему часто удавалось несколькими словами подбодрить отчаявшихся. На обратном пути Гитлер сидел, глубоко погрузившись в свои мысли. Не было не произнесено ни единого слова».

Говорить было не о чем. Конечно, можно было еще предаваться иллюзиям и строить фантастические планы по спасению Германии в самый последний момент. Но то, что Гитлер увидел на фронте, по всей видимости, отбило даже у него охоту выдавать желаемое за действительное. Как знать, не в те ли самые минуты он, растерянный и сраженный увиденным, принял окончательное решение о самоубийстве…

К апрелю он уже не следил за событиями и решил, что советская подготовка на подступах к Берлину — очередной блеф, и главный удар будет нанесен на юге по Чехословакии. Гитлер настоял на перемещении бронетанковых дивизий СС с фронта по Одеру на юг, совершив ту же ошибку, когда перевел 6-ю Бронетанковую армию СС в Венгрию. Но это уже не играло никакой роли, поскольку судьба Второй мировой войны была решена.

Вот как описывал те дни упомянутый Эрих Кемпка: «Дивизии Сталина уже стояли у ворот, но наши позиции, несмотря на сильное вражеское наступление, еще удерживались. Натиск противника временно ослаб. Затишье перед бурей…

Сильные соединения и танковые части Красной Армии находились в нескольких километрах в полной готовности к новому наступлению. Предстоял последний крупный штурм. Остановим мы его или же он уничтожит нас?…

С каждым днем служба становилась все более трудной, предъявляя повышенные требования к каждому солдату и офицеру в Имперской канцелярии… Мне приходилось как можно быстрее доставлять генералов и других господ на разные участки фронта и на командные пункты.

Мы считали невероятным счастьем, когда машина со всеми ее седоками в тяжелейших условиях благополучно прибывала к цели. А если поездок не было, приходилось помогать пожарным при многочисленных авиационных налетах, выполнять многообразные другие задачи, возникающие в такой обстановке… К этому добавлялась духовная угнетенность, от которой все мы страдали в результате постоянно ухудшающихся сообщений со всех фронтов. И на Западе наши войска тоже отступали под натиском врага…

Фельдмаршал Кессельринг был назначен командующим группой армий «Запад». Италия была потеряна. Наша прежняя штаб-квартира в Цигенберге перешла к новому командующему «Западом». Кессельринг часто сам приезжал в Берлин, чтобы лично доложить фюреру точную обстановку на фронте… С напряженными до предела нервами я гонял машину между Берлином и Цигенбергом».