Была у Гитлера еще одна весьма веская причина нападения на Чехословакию: в Судетской области проживало более 3 миллионов немцев, которые требовали если и не воссоединения со своей исторической родиной, то уж, во всяком случае, большей автономии. После прихода Гитлера к власти в Судетах была создана пронацистская Судето-немецкая партия, во главе которой стоял отъявленный нацист, а по совместительству учитель физкультуры К. Гейнлейн. Министерство иностранных дел Германии каждый месяц переводило на его счет 15 тысяч марок. Судетские нацисты так красочно описывали зверства, которые творили чехи над бедными немцами, что правительства Англии и Франции потребовали от Праги максимальных уступок судетским немцам. И Гитлер был уверен в том, что ни Англия, ни Франция не будут воевать из-за Чехословакии.
28 марта 1938 года Гитлер вызвал в Берлин Гейнлейна и приказал ему чуть ли не каждый день предъявлять чехословацкому правительству заведомо невыполнимые требования. Тот все понял как надо и подготовил состоявшую из восьми пунктов программу создания Судетской автономии. «Мы, — заявил он, — будем требовать то, что они не в состоянии выполнить».
21 апреля 1938 года Гитлер пригласил к себе Кейтеля и обсудил с ним операцию «Грюн», как называлось нападение на Чехословакию. Немецкие войска должны были сломать пограничную оборону и обеспечить победу в течение всего четырех дней, чтобы не дать союзникам прийти на помощь. Однако точную дату нападения Гитлер так пока и не назвал.
Фюрер прекрасно понимал, что при разделе Чехословакии захотят погреть руки Польша и Венгрия. Поэтому он сказал венгерскому послу, что Германия не заинтересована в словацких территориях и, если Венгрия захочет вернуть свои земли, утраченные в ходе Первой мировой войны, он возражать не станет.
С Польшей было сложнее. У Варшавы были натянутые отношения с Прагой, и она была союзницей Франции. Гитлер не стал оказывать на нее давления, справедливо полагая, что поляки вряд ли упустят возможность захватить Тишин и другие пограничные области при первом же удобном случае.
Не все так просто было и с Муссолини, который весьма болезненно реагировал на то, что немцы считали его поддержку как нечто само собой разумеющееся. Считая себя равноправным партнером, он ревниво наблюдал за тем, как Гитлер постепенно начинал играть первую скрипку в отношениях с ним. Чтобы успокоить дуче, Гитлер отправился в Рим, захватив с собой огромную свиту, едва уместившуюся в четырех специальных составах. Желающих повеселиться в солнечной Италии среди партийных и государственных чиновников всех рангов хватало.
По дороге в Италию Гитлер отметил свой 49-й день рождения. По всей видимости, он уже тогда начал осознавать всю краткость отпущенного человеку срока и в поезде составил завещание. За исключением небольших сумм, завещанных родственникам, все остальное имущество он оставлял партии.
Гитлера встречало около миллиона итальянцев, которые своими глазами хотели увидеть человека, который взял на себя роль современного Цезаря. Среди огромной толпы, постоянно сопровождавшей Гитлера, была и приехавшая в Италию Ева Браун, расходы которой на это тайное путешествие оплатил Гитлер. Самому же Гитлеру все эти торжественные церемонии не очень нравились. Да, он разъезжал в золоченой королевской карете и проживал в королевских покоях, и тем не менее считал все эти дворцовые церемонии устаревшими. На одной из них, в Палаццо Венеции, фюрер успокоил Муссолини относительно Южного Тироля, который был населен немцами и после Первой мировой войны отошел Италии. Так радевший о своих несчастных соотечественниках в Судетах Гитлер и не подумал возвращать их на историческую родину. Наоборот!
— Моя неизменная воля, — заявил он на банкете, — и мой завет германскому народу заключается в том, что альпийский рубеж, воздвигнутый между нашими странами самой природой, всегда пребудет неизменным.
Он вообще пребывал в те дни в прекрасном настроении. Несостоявшийся художник был очарован Римом и Флоренцией и с удовольствием посещал знаменитые картинные галереи. Более того, он каждый день получал сведения о том, что министры иностранных дел Франции и Англии делали все, чтобы заставить Прагу принять неприемлемые для нее требования его ставленника Гейнлейна. Однако уже очень скоро от его эйфории не осталось и следа: обеспокоенное концентрацией немецких войск на своих границах чехословацкое правительство объявило в мае о частичной мобилизации. Лондон и Париж мгновенно отреагировали на это событие и предупредили Гитлера о возможности новой войны в случае нападения на Чехословакию.
Сказать, что Гитлер был разъярен, — значит, не сказать ничего. Больше всего его убивало то, что он не мог ничего сделать, так как планы нападения на Чехословакию еще не были готовы, да и точная дата тоже еще не была определена. Ему оставалось только одно: опровергать все сообщения о передвижении его войск и отрицать даже самую мысль об агрессии против Чехословакии.