Гитлер. Неотвратимость судьбы

Как бы там ни было, после трагической гибели Гели Гитлер отказался от мясной пищи и при каждом удобном случае повторял, что Гели была его единственной любовью. Он непритворно благоговел перед ее памятью и часто вспоминал о погибшей девушке со слезами на глазах. На вилле «Бергхоф» даже после перестройки комната Гели всегда сохранялась в том же виде, в каком она была при ее жизни. Любимый художник нацистского диктатора Адольф Циглер написал несколько портретов Гели, рядом с которыми всегда стояли живые цветы. Что же касается ее смерти, то эта тайна осталась неразгаданной и по сей день.

* * *

Давно известно, что жизнь политиков очень напоминает жизнь актеров. И не только тем, что им все время приходится играть, порою даже больше, чем профессиональным артистам. Как и артисты, они должны быть постоянно в форме, смеяться, когда им хочется плакать, и плакать, когда их разрывает смех. Когда Гитлеру доложили, что его желает видеть президент, он, возможно, впервые после депрессии взглянул на мир трезвыми глазами. Как-никак, а случилось именно то, о чем он все это время мечтал, и он очень надеялся на то, что свидание с Гинденбургом означало для него вход в те самые двери, которые до сих пор оставались для него закрытыми. С Гинденбургом его свел рейхсканцлер, дела которого шли все хуже. Его кабинет стали называть «правительством при президенте»; всей политикой заправляла небольшая группа людей из ближайшего окружения Гинденбурга, в которую входили сам президент, его сын Оскар, генерал Шлейхер, начальник канцелярии Отто Мейснер и фон Папен.

10 октября 1931 года Гитлер прибыл в президентский дворец. Уверовав в свою значимость, он повел себя весьма самоуверенно и долго говорил о своей миссии спасителя Германии, а затем потребовал доли во властном пироге.

Президент слушал его с каменным лицом. Старому аристократу явно не нравился этот плебей с манерами уличного зазывалы. Он постарался побыстрее отделаться от него, а когда Гитлер ушел, Гинденбург с нескрываемой брезгливостью сказал:

— Этого «богемского ефрейтора» я не посадил бы даже в кресло министра почты…

Еще через три дня Брюнинг представил президенту состав нового кабинета министров. Нацистов в нем не было. Однако фон Шлейхер продолжил свои заигрывания с фюрером, по поводу чего французский военный атташе писал своему правительству: «Шлейхер считает, что, учитывая силы, которыми он обладает, возможна только одна политика — использовать его и перетянуть на свою сторону».

Не оставлял надежд переиграть Гитлера и Гугенберг, который пригласил его в небольшой брауншвейгский городок Бад-Гарцбург, где проходил съезд «национальной оппозиции». Оппозиционеры потребовали немедленной отставки правительства Брюнинга и Брауна и сделали весьма угрожающее заявление.

— Мы, — говорилось в нем, — заявляем, что во время предстоящих беспорядков будем защищать жизнь, собственность, дома и место работы тех, кто вместе с нами примкнет к нации. Мы отказываемся, однако, защищать ценой своей крови нынешнее правительство и господствующую ныне систему…

Если перевести эту фразу на нормальный язык, то она означала:

— Готовьтесь к гражданской войне!

Гитлер приехал в Гарцбург без особого желания. Он прекрасно понимал, что за этим сборищем стоит новая попытка его главного организатора Гугенберга подчинить его своей воле. В беседе с ним о совместном правительстве он весьма прозрачно намекнул на Муссолини, который тоже начинал с коалиционного правительства, но потом выбрасывал из него своих союзников. За несколько часов до совместного заявления высказало свое сомнение относительно участия в съезде оппозиции и его ближайшее окружение. Понимая, что все его попытки так ни к чему и не привели, Гугенберг перешел от пряника к кнуту и закончил свое выступление угрожающей фразой.

— Пусть будет проклят всякий, — заявил он, — кто разобьет наш фронт!

В ответ все понявший Гитлер зачитал собственное заявление и отказался присутствовать на совместном параде при прохождении «Стального шлема». Он покинул съезд, громко хлопнув дверью, и всем стало ясно, что уход лидера столь сильной партии поставил крест на роли Гугенберга как идейного вождя германской оппозиции. Без участия в ней крепнувших на глазах нацистов ни о какой действенной оппозиции не могло быть и речи.

Тем временем события продолжали стремительно развиваться, и фон Шлейхер уже подумывал о замене неугодного ему Брюнинга, которому он постепенно начинал отказывать в поддержке, без которой не мог обойтись ни один политик в мире — лояльной к нему армии. Вместе с группой влиятельных лиц фон Шлейхер намеревался всеми правдами, а если понадобится, и неправдами сохранить власть угасающего старца и по возможности усилить ее. И движение нацистов должно было служить одной из опор диктатуры Гинденбурга.