Гитлер. Неотвратимость судьбы

Сам Гитлер уже давно пытался наладить отношения с тем самым рейхсвером, с которым он начал свое сотрудничество еще в 1918 году после возвращения с фронта. Трудно сказать, как это ему удалось, но в 1927 году военное ведомство запретило брать в армию членов нацистской партии, поскольку они «поставили своей целью свержение конституционного режима в немецкой империи».

В мае 1929 года Гитлер выступил с пространной речью о национал-социализме и рейхсвере, в которой обрушился на фон Секта и его принципы невмешательства армии в политику. «Главной задачей немецкой армии, — заявил он, — является обеспечение великого будущего немецкого народа! И если из-за вашей удивительной аполитичности победят левые, вы можете писать книгу под названием «Конец немецкого рейхсвера».

Речь была издана в специальном выпуске «Фелькишер беобахтер» для рейхсвера, после чего Гитлер опубликовал несколько статей в нацистском ежемесячнике для армии «Дойчер вергайст».

Все это действовало, и в начале 1930-х годов генерал Гренер, который стал по совместительству министром внутренних дел, никакой борьбы с нацистами не вел. Но если сам Гренер держался от Гитлера на почтительном расстоянии и проводил политику невмешательства в его дела, то Шлейхер подумывал о сближении с нацистами.

В 1931 году он встречался с Ремом и Грегором Штрассером по поводу отмены запрета призывать в армию членов нацистской партии. Гитлер по достоинству оценил жест могущественного генерала и запретил штурмовикам принимать участие в уличных битвах. Правда, ничего из этого запрета не вышло, и СА продолжил терроризировать население, руководствуясь своим главным лозунгом: «Кому принадлежат улицы, тому принадлежит власть в Германии». И Гренер, и Шлейхер, и сам Гитлер прекрасно знали, что никакие приказы не в силах остановить штурмовиков, готовых все смести со своего залитого кровью пути. Но делали вид, что ничего не происходит, поскольку условия игры были соблюдены.

Так что Гитлер беспокоился зря. Никто его не забыл, и Шлейхер уже «положил на него глаз». Конечно, генерал преследовал собственные цели и, как многие другие, намеревался использовать Гитлера в своей, как ему тогда казалось, тонкой и умной игре. Но политика — вещь непредсказуемая, и никто из принимавших участие в той большой политической игре, которая проходила в Германии в начале 30-х годов, не мог и предположить, как отзовется сказанное им слово…

Но все это будет позже, а пока Гитлер продолжал пребывать в печали и тягостных размышлениях о своем будущем. Не находил он забвения и в личной жизни — его отношения с Гели становились все более тягостными. Гитлер часто уезжал из Мюнхена, и те недели, а порою и месяцы, что он отсутствовал, превращались для запертой в золотую клетку Гели в настоящую пытку. Она почти не выходила из дома, где за ней постоянно присматривала фрау Винтер, а когда ей все же удавалось вырваться, ее сопровождали жены Гофмана, Гесса или Аманна. Так дальше продолжаться не могло, рано или поздно сложный узел отношений «дяди» с «племянницей» должен был развязаться. Так оно и случилось.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

18 сентября 1931 года Гитлер собирался в Гамбург для проведения там ряда важных предвыборных мероприятий. Он попрощался с Гели и уже направился к выходу, когда та сказала:

— Я хочу уехать в Вену!

— Зачем? — хмуро взглянул на нее Гитлер, хотя прекрасно знал ответ.

— Учиться вокалу…

Как всегда в подобных случаях, Гитлер высказался против, и в следующую минуту разразился жуткий скандал. Только от одной мысли, что его возлюбленная уедет, Гитлер впал в буйство и кричал так, как он не кричал никогда в своей жизни. Однако и терпению Гели пришел конец.

— У меня больше нет сил, — задыхалась она от рыданий, — сидеть в этой проклятой комнате и ждать, когда ты соизволишь выпустить меня! Да и зачем я тебе, если у тебя есть эта Ева? Я уеду, а ты запрешь ее в этой клетке и будешь навещать, когда тебе захочется!

Гитлер в изумлении уставился на неистовствовавшую девушку. Что он мог ей ответить? Ева у него и на самом деле была. Но одно дело состоять с ней в связи, и совсем другое — остаться без Гели.

— Ладно, Гели, — неожиданно мягко проговорил он, — я скоро вернусь, и мы с тобой обо всем поговорим спокойно…

Гели не ответила. Посчитав молчание за знак согласия, Гитлер нежно погладил ее по плечу и, чтобы не продолжать неприятных объяснений, быстро вышел из комнаты. Но в тот самый момент, когда он уже собирался сесть в машину, как, во всяком случае, утверждали соседи, Гели крикнула ему из окна:

— Так ты запрещаешь мне ехать в Вену?

— Да! — твердо ответил Гитлер, и в следующее мгновение его «мерседес-компрессор» сорвался с места.

— Ничего, — попыталась успокоить стоявшую с отрешенным лицом девушку фрау Винтер, — он вернется, и все будет хорошо…

Гели как-то странно взглянула на свою тюремщицу.

— Я не буду сегодня обедать, и прошу меня не беспокоить…