Гитлер. Неотвратимость судьбы

— Я знаю, — вопил он в трубку, — что ты собираешься провести этот вечер с юной Гели. Я не могу позволить ей появиться в обществе женатого мужчины. Я не собираюсь терпеть твои грязные берлинские трюки в Мюнхене.

Я вынужден был подчиниться этим требованиям.

На следующий день Гели зашла ко мне. Лицо ее было бледно, глаза покраснели, а сама она была похожа на затравленного зверька.

— Он закрыл меня на ключ, — сказала она, плача. — Он запирает меня каждый раз, когда я говорю «нет».

В конце концов Гитлер однажды все-таки позволил мне отправиться вместе с ней на один из таких вечеров. Не успел я еще заехать за нею, как он позвонил моему брату Грегору и через него отменил свое согласие. Тем не менее я поехал на Принцрегентплац. Гели все-таки добилась своего, однако глаза у нее были заплаканные. Когда мы выходили из дома, чтобы сесть в ожидавшее нас такси и поехать в «Остериа» или кафе «Принцрегент», находившееся поблизости, Гитлер стоял в дверях с каменным лицом. Мы провели с ней прекрасный веселый вечер. Гели было приятно хоть на один вечер освободиться от надзора Гитлера».

В 1929 году Гитлер переехал в свою роскошную квартиру на Принцрегентплац и отвел Гели отдельную комнату, которая стала ее позолоченной камерой, и теперь она могла покинуть свою тюрьму только в сопровождении «дяди Адольфа». Это не могло не наводить жизнерадостную Гели на самые грустные размышления: что ей были окружавшие ее блеск и мишура, если она была лишена главного очарования молодости — заниматься тем, к чему лежала душа. Особенно если учесть, что экономка Гитлера фрау Анни Винтер следила за каждым ее шагом. И все же фрау Анни не уберегла свою подопечную, и в один далеко не самый прекрасный для него день Гитлер застал в комнате Гели своего бывшего телохранителя и шофера Эмиля Мориса. Они дружески беседовали и курили. Для охваченного ревностью Гитлера этого было достаточно, и его пылкое воображение дорисовало остальное.

Разыгралась безобразная сцена. Окончательно вышедший из себя Гитлер, обозвав Мориса «подонком» и «бабником», ударил его плеткой и пообещал в следующий раз пристрелить как «бешеную собаку». А после того как Морис покинул комнату Гели, снова впавший в ярость Гитлер отвесил племяннице полновесную пощечину. Затем последовали упреки, и сцена закончилась истерическими рыданиями Гели и Гитлера.

Морис бежал с ристалища, но сдаваться не собирался и решил вызвать Гитлера на дуэль «за оскорбление чести». Однако Грегор Штрассер и Рудольф Гесс общими усилиями отговорили его от этой безумной затеи, и Морис сменил гнев на милость. Особенно после того, как Гитлер пусть и не очень внятно, но все же извинился перед ним. Тем не менее ему было раз и навсегда запрещено появляться в его квартире.

Состоял ли он на самом деле в интимных отношениях с замученной вконец Гитлером Гели? Если верить Отто Штрассеру, то да. «Едва начав откровенные признания, — писал он об одной из своих встреч с Гели, — она уже не могла остановиться. Дядя держал ее в полной изоляции. Ей не разрешалось видеться с мужчинами. Однажды вечером, буквально сходя с ума от такого обращения, она уступила настойчивым домогательствам шофера Гитлера Эмиля Мориса. Своей реакцией Гитлер удивил обоих.

Гели подслушала разговор между этими двумя мужчинами, перед которыми она испытывала благоговейный ужас:

— Ноги твоей больше не будет в этом доме!

— Если ты уволишь меня, то вся эта история попадет на страницы газет!

Шантаж принес свои плоды. Эмиль Морис стал богаче на двадцать тысяч марок и открыл в Мюнхене часовую мастерскую.

Все это было чрезвычайно омерзительно, и я не находил слов, чтобы успокоить эту девушку, которая, не будь она совращена в столь юном возрасте, могла в будущем стать идеальной женой и матерью.

Бедная Гели! Я почти не видел ее больше… Она погибла при загадочных обстоятельствах в 1931 году».