Гитлер

Довольно скоро сделалось очевидным, что результатом встречи в Мюнхене стал иллюзорный мир, даже не мир, а просто передышка. Гитлер все более укреплялся в убеждении, что страны Запада не пойдут на военное вторжение и что он только зря потратил с ними время, необходимое для окончательной ликвидации Чехословакии. Это была ошибка, которую он в дальнейшем, в ходе последующих кризисов, будет стараться избежать. Но еще больше его беспокоило другое – он не очень хорошо представлял себе, что следует делать дальше. Всю его стратегию разрушала позиция Англии, благосклонной к мирному пересмотру версальских договоренностей, но не приемлющей применения силы. Суть этой стратегии основывалась на том, что смертельно больная Великобритания удовольствуется своей империей и своим морским владычеством и откажется от ведения политики европейского равновесия. При этом нельзя было упускать из виду, что для Англии всегда имело огромное значение то обстоятельство, что ее берега оставались неприступными для любых нападений с континента. Эту ошибку совершил Второй рейх, и Гитлер не уставал критиковать его за это. Однако меры, принятые в Лондоне для ускорения перевооружения, заставили Гитлера серьезно усомниться в возможности избежать столкновения на западе. Он видел единственный выход: опередить соперников и укрепить свои тылы. Для этого ему необходимо было заручиться поддержкой Польши.

Риббентроп получил задание прозондировать позицию посла Липского относительно полюбовного разрешения проблемы Данцига и данцигского коридора в обмен на обещание будущих компенсаций на востоке. Но Сталин, почуявший опасность, еще в ноябре возобновил действие пакта о ненападении с Польшей. Тогда Гитлер перешел в наступление. 5 января 1939 года он встретился с польским министром иностранных дел Юзефом Беком, изложив преимущества полюбовного соглашения, открывающего возможность дальнейшего проведения общей политики. На следующий день Риббентроп предложил Польше вступить в Антикоминтерновский пакт. Чтобы усилить давление, Гитлер на несколько минут уединился с советским послом в Берлине во время дипломатического приема 12 января 1939 года. Однако ситуация продолжала оставаться неясной, и 1 февраля он уехал в Оберзальцберг, чтобы обдумать, каким должен быть следующий удар: по Чехословакии или по Украине. В Германии и Польше нашлось немало сторонников требовавшего автономии Украинского национального союза, готовых оказать ему поддержку, но очень скоро стало ясно, что их устремления утопичны. Польша по-прежнему отказывалась вступать в немецкую игру – и по внутренним причинам, и потому, что не желала превращаться в сателлита Германии. И Гитлер все чаще задумывался над тем, чтобы нанести Польше удар. Едва было покончено с расчленением Чехословакии, как он отдал Браухичу приказ (25 марта) спланировать эту операцию, хотя о ликвидации польского государства речь еще не шла. 3 апреля Кейтель издал директиву, согласно которой вермахт должен был подготовиться к наступлению к 1 сентября 1939 года («Белый план»).

Летом 1938-го и зимой 1939 года Гитлер занимался не только внешней политикой. Ему также пришлось уделить немало времени личной жизни своего министра пропаганды. Выходки Геббельса, в частности его связь с чешской актрисой Лидой Бааровой, породили такое количество слухов, что Магда решилась на развод. Гитлер после дела Бломберга категорически не желал второго подобного скандала и пригласил к себе Магду, отношения с которой у него немного испортились, поскольку она позволяла себе непочтительные высказывания в адрес Евы Браун. Он также имел долгую «отеческую» беседу с Геббельсом. Кризис развивался: министр пропаганды, судя по всему действительно любивший актрису, был готов оставить свой пост и уехать послом в Токио. Раздираемый на части страстью, претензиями Магды и любовью к детям, он находился на грани нервного срыва. Его состояние усугубил разыгравшийся гастрит, с которым его госпитализировали. 1 января 1939 года он писал, что ему хочется повеситься. Гитлер позвал его пожить в Оберзальцберге, на бывшей вилле Бехштейна, переоборудованной в гостевой домик. 17 января, вернувшись в Берлин, Геббельс подписал с женой нечто вроде контракта, одобренного Гитлером и позволившего спасти внешние приличия. Постепенно в семью вернулся мир.