Гитлер

Любовная авантюра Геббельса («бес в ребро»: он тяжело переживал сорокалетие) дает нам возможность под новым углом взглянуть на личность Гитлера. К спасению брака министра пропаганды его подталкивали не только «государственные соображения» или буржуазная мораль; дело в том, что Геббельс представлял собой нечто вроде его интеллектуального alter ego. Обоих отличал равный цинизм по отношению ко всем, кто не входил в число «своих»; оба исповедовали глубокое убеждение, что требуют того, что им причитается «по праву»; оба питали глубочайшее презрение к окружающим. В то же время оба демонстрировали чувствительность и даже сентиментальность ко всему, что считали «своим», – и дневник Геббельса дает тому множество свидетельств. Кроме того, и Гитлер, и Геббельс испытывали экзальтированную любовь ко всему немецкому и ярую ненависть ко всему «чужому», особенно к евреям.

Анализируя причины «Хрустальной ночи», необходимо помнить о том, что именно в это время Геббельс переживал тяжелый внутренний кризис. За полной угроз речью, произнесенной Гитлером 30 января 1939 года, стояло много факторов: резкие выпады в зарубежной прессе, отзыв американского посла и немецкого представителя в Вашингтоне, речь Рузвельта, визит в Берлин отца Чарльза Кафлина – ярого антисемита и противника Рузвельта, впечатления Лени Рифеншталь от поездки по США. Обрушив яростную диатрибу на евреев, Гитлер подтвердил свои намерения избежать ссоры с Англией, выдвинув несколько необычное обоснование: «Мы должны экспортировать свои товары или умереть». Очевидно, это неожиданное признание отражало катастрофическое финансовое положение рейха, и фюрер пытался внушить слушателям надежду на «мирное экономическое» решение проблемы.

Тем не менее в тот же день, 30 января 1939 года, рейхстаг принял решение о продлении еще на четыре года полномочий Гитлера, который отнюдь не собирался отказываться от своих экспансионистских планов. Подтверждением тому служат три речи, которые он произнес перед офицерами вермахта.

18 января, обращаясь к молодым лейтенантам, приглашенным в новую канцелярию рейха, он призвал их к борьбе с безоглядной верой в то, что Германии предстоит стать главенствующей силой в Европе. По словам его адъютанта фон Белова, вечер прошел с огромным успехом. Молодые офицеры, подбадриваемые Шмундтом, горячо рукоплескали фюреру и задавали ему вопросы.

25 января Гитлер принимал высшее офицерство, а 10 февраля, в здании оперного театра Кролла, – высшее морское офицерство. В каждом своем выступлении он непременно подчеркивал, что глубоко разочарован отсутствием понимания со стороны некоторых офицеров, не сумевших по достоинству оценить его инициативы 1938 года. Даже если народ отвернется от него, говорил фюрер, каждый немецкий офицер обязан ринуться за ним в битву. Он дал себе клятву решить проблему жизненного пространства и не остановится ни перед чем, равно как и не согласится перекладывать ее на плечи своих преемников. Цели, которые он провозгласил, будут достигнуты вопреки любой оппозиции.

В январе 1939 года Гитлер уволил Яльмара Шахта, которого держал при себе в основном ради того, чтобы сохранить внешние приличия перед заграницей. Причиной расставания стали не только политические разногласия, но и подозрение Гитлера, что Шахт поддерживает слишком тесные контакты с англичанами. По той же самой причине его адъютант Видеман неожиданно отправился генеральным консулом в Сан-Франциско. Оба эти смещения были симптоматичны и показывали растущее влияние Риббентропа и недоверия к Англии.

Давно ожидаемый повод для вторжения в Чехословакию представился в контексте разногласий, раздиравших чешское и словацкое правительства, – впрочем, к их усилению приложили руку агенты Третьего рейха. Словацкий премьер-министр Тисо под давлением заявил в Берлине, что, если Словакия не отсоединится от Чехословакии, ее ждет незавидная судьба. В свою очередь чешский премьер Гаха и министр иностранных дел Хвалковский в ночь с 14 на 15 марта удостоились приема в канцелярии – сохранился рассказ об этой встрече, принадлежащий перу переводчика Шмидта. Вопреки последовавшим газетным сообщениям, никаких бурных сцен не наблюдалось. Гитлер, хотя и «сильно взволнованный», вел себя менее агрессивно, чем обычно. Однако новость о том, что их страна будет разделена, а Прага подвергнется бомбардировке, если они не отдадут приказ не оказывать сопротивления немецким войскам, скопившимся на границе, повергла Гаху и Хвалковского в ужас. Гаха пытался дозвониться в Прагу, но безуспешно – линия не работала. От долгого ожидания, усталости и тревоги ему стало плохо, и личный врач фюрера сделал ему укол. Едва он дозвонился, как ему подсунули на подпись заранее заготовленный документ, согласно которому немецкие войска получали право беспрепятственного пересечения границы.