Гитл и камень Андромеды

Менька спокойно грыз яблоко. По его лицу я видела, что ничего Левке не поможет. Менька уйдет в ешиву, где его будут звать Мендл, то есть именно так, как назвали при рождении. Плохо это или хорошо, я не знала. Поняла только, что упрямые близнецы в моей помощи не нуждаются. Нечем мне их одарить. Найдут каждый свой путь. Вот Малкой надо бы заняться. У Кароля есть дружки во всяких организациях. Пусть устроит Малке концерты. Вместе со своей тещей. Старая грымза все равно не удержит зал больше двадцати минут. А у Малки голос драгоценного тембра, ее необходимо спасти. Не от этого Казиса, а от распада, как мой дворец. Этим и займемся.

Вверив Цукерам судьбу моего дома, я стала торопить Кароля и Мару с поездкой в Ришон. Виктор ждал. Где-то ждали картинки Паньоля. Ждал мой дворец. На Ришон! Но как раз в тот момент, когда Кароль решал, надевать ли пиджак, а Мара — добавлять ли к заготовленным для Виктора подаркам бутылку импортного виски, в дверь вошел Женька, и лица на нем не было. Лицо словно стерли ластиком. Женька был бледен до невероятности, в его глазах стоял ужас, а ладони были обильно смочены в крови.

— Что это? — спросил Кароль строго, устремив взгляд на Женькины ладони.

— Луиз… — прохрипел Женька и повалился на пол, словно его хлестнули под колени.

А надо сказать, что пока я ездила в Париж и в Ришон, на Женькиной яхте «Андромеда» разворачивались потрясающие события. Правда, сначала они развивались в укромных уголках города, на скамейках в парке и в тель-авивских кафе. Но вскоре Луиз примелькалась на яхте, а потом на нее переселилась. Любовь пылала, Женька таял в мареве страсти, а лицо Луиз, раз приняв удивленно-радостное выражение, больше его не теряло. К нам они не заходили, но и я, и Кароль, и Мара встречали влюбленную парочку то тут, то там.

— Хорошо это не кончится, — хмурился Кароль.

— Саид — цивилизованный человек, да еще и христианин, — возражала ему Мара. — Русскому, конечно, придется жениться на этой арабке, а до того принять христианство. Но мне кажется, с этим проблем у него не будет. Буддистам это не запрещается.

У меня были сомнения относительно того, что Женька буддист. Мы все увлекались дзеном, йогой, хокку и творчеством поэта Басе, но к буддизму все это имело опосредованное отношение. Зато креститься Женьке было вовсе ни к чему, он был уже крещеный. То есть так: Женька искал смысл жизни еще в СССР и нашел его в церкви, но не православной, а протестантской. Из любви к Мандельштаму и Максу Веберу, надо думать. Крестился он в Риге. Но вскоре передумал и стал сионистом. Надел на шею магендавид, а крестик держал в портмоне. Снять магендавид, нацепить опять крестик — дело двух минут. И, насколько я знала из рассказов разных людей, Луиз не согласилась перебраться на «Андромеду», не побывав прежде в церкви.

Когда я все это рассказала Каролю, тот кивнул и сообщил мне по большому секрету даже от Мары, что венчались Женька и Луиз где-то под Тверией. Но Луиз все медлила с представлением мужа родителям. И дело было не в том, что родители этот брак не одобрят, а в том, что все шло не по правилам. Женька должен был сначала попросить руки Луиз, пройти через смотрины и прочие процедуры, и только потом тащить ее под венец. Но случилось то, что случилось. Они поехали в Галилею, где воздух пьян и миндаль всегда в цвету, во всяком случае, до первых летних хамсинов. Луиз всего боялась, ей казалось, что за ней следят. Арабка дрожала, как осиновый лист, а тут подвернулась церквушка.

Женька побежал к священнику, предъявил свой крестик, вручил несколько крупных банкнот и… в общем, Женька унял нервную дрожь своей возлюбленной. Оставалось сообщить об этом родителям Луиз, и, насколько я поняла, сообщение было отправлено через посредников, одним из которых был сам Кароль. Родители кочевряжились. Луиз временами рыдала. Но дело явно шло к счастливой развязке. Посредников было много, и все они приносили на «Андромеду» и Каролю утешительные сводки. В семействе Луиз ветер постепенно менял направление, тучи рассеивались, и скоро должно было взойти солнце.

Что же произошло? Что?!

Путаный Женькин рассказ был кошмарен. Они проснулись рано, и Женька отправился в пекарню Абулафии за свежими питами к завтраку. Питы вскоре поспели, и Женька вернулся минут через двадцать, не больше. Уже с причала он услыхал крик. И кинулся на «Андромеду», не разбирая дороги. А там… там… Луиз билась в последних судорогах с перерезанным горлом, и кровь кипела вокруг ее прекрасного лица… кипела и шипела, как газировка… Алая… Яркая… Женька видел, как Луиз напряглась, открыла глаза, потянулась к нему и… все. И все.

А в углу каюты Женька увидал среднего брата Луиз… его в семье не любили, он был помешанный. Луиз считала, что этот Фарид-Поль тайно принял мусульманство. Как бы там ни было, он стоял в углу, выставив окровавленный нож. И Женька принял вызов. Он не понимал в тот момент, что делает. Кинулся на Фарида, недолго с ним боролся, а когда нож оказался у Женьки в руках, вонзил его в левый карман на рубашке этого подонка.