Это служение Богу Сабацию иудаизм переработал в культ мудрого отдохновения и покоя, в культ субботнего дня, до сих пор ревниво охраняемого его не очень многочисленными последователями. Это был ответ иудейского духа на чуждую ему в расовом смысле слова праздничную культуру. С одной стороны исступление народных масс, с шумом и плясом, с бушеванием сексуального инстинкта, а с другой стороны – чистота и покой молитвы, под благостным покровом Саваофа, поклоняемого в духе. Уже с захода солнца в пятничный день начинается это великое торжество строгого богослужения. «Стряхни с себя пыль, – восклицает молитва, – надень одежду красы своей. Сияй. Гряди, невеста». Старая мать благословляет восковые свечи, простирая над ними руки и шепча молитву. Отец произносит ритуальное слово над бокалом вина, в котором едва, едва увлажняет свои губы. Весь же следующий субботний день семья проводит, после синагогального богослужения, среди невинных разговоров с соседями, или слушания рассуждений в домах божьих на библейские или талмудические темы, руководимых опытными диалектиками. К концу дня, на закате солнца – восторженные змирос, в полном облачении красы своей, как сказано в молитвеннике, с чувством высокого музыкально-религиозного подъема.
Николай Фёдорович Фёдоров усмотрел бы тут удивительный контраст христианству. По его словам, у евреев на первом плане субботний покой и бездеятельность, а у христиан, в день их еженедельного праздника – творческий труд, труд воскрешения. Но ведь и в молитве еврейской прямо и отчетливо сказано: «Суббота конец бытия, но
Искренне фригийско-ханаанскую земледельческую культуру Сабация, еврейство ставило на смену для проверенных сынов своих, культуру субботнего дня, простертую над всем народом, иначе говоря, как бы отметало служение Дионису, грубое рабование физическому отдыху, свойственное пролетарским низам, и учреждало на его месте очистительное и успокоительное служение солнцу Аполлону, в облачении внутренней красы своей. Оно вело с ханаанскими народностями фанатическую борьбу во всех направлениях, как оно ведет её по настоящую минуту, живя среди европейских народностей с более сложною, но не более увлекательную культурою арийско-кушитского происхождения. Воюющего меча своего оно никогда не вкладывает в ножны. Но меч этот исключительно духовный, от времени Эздры и Неемии до Спинозы, до Моисея Мендельсона, вплоть до переживаемой бурной эпохи всемирных сотрясений, от которых чистый иудаизм, не испытавший никаких ассимиляций, стоит совершенно в стороне.
Таким образом субботний день является идеальною благословенною формою в потоке времени. Процессы жизни вливают в неё свои мгновенные содержания. Это творчество новых кристаллов мысли и чувства духовного порядка в противоположность эстетическим воплощениям Эллады, несущим с собой – в звуках, в красках, в пластике движений – весь цветной ковер быта и страсти народных масс. А в покое субботнего дня всё свято и пустынно чисто. Мы вознесены тут над прахом и шумом земли бесконечно высоко, на сионские вершины, где стелется таинственная, богооткровенная тишина и веют зефиры нездешних эдемов.
Стало быть и тут, как и в других областях встречаемся мы с какой-то особенной миссией еврейского народа. Она заключается в просветлении, очищении, идеализировании конкретных материалов жизни, в отподоблении на них внутреннего света их действительной сущности. Таков смысл и значение иудейской субботы. Это срыв процесса времени, его усекновение, его обрезание. Это обрезание крайней плоти суеты и быта. Это умащение блаженством. Это знамение союза между Богом и людьми.
На чистых альпийских вершинах растет чудесный цветок Эдельвейс. Он доступен лишь немногим туристам. В долинах же люди плетут свои венки из простых маргариток и болотных незабудок. Между конкретною величиною, именуемой
Семитизм и хамитство