Гиперборейский Гимн

Я уже указывал на то, что источник обоих воззрений один и тот же – интуиция. Интуиция это сама по себе не может притязать на аподиктичность, но своими предчувствиями, совпадающими с чаяниями человечества, она укрепляет всё более и более аполитический культ. Много объективного критерия истины, кроме таких совпадений, со времен Спенсера и Бэна, мы не знаем. Но и помимо таких гарантий в человеческом духе коренятся какие-то прозрения, какие-то начала, светлеющие по мере отступления от затемняющих сознание хаотических страстей. Человек чувствует себя где-то в неисследимой глубине неразрушимо единым. Создавая монистическую философию под звездою Аполлона, философию высочайшего реализма, в которой нет уже ничего призрачного, в которой решительно всё – скала и крепость, он только вынимает из себя и овеществляет в словах свою одухотворенную убежденность и пророческую прозорливость.

Будем справедливы к Ницще. Он не выдержал до конца своего взгляда на Аполлона. Наши поправки к его учению он уже иногда и сам предвосхищал в своих фрагментарных рассуждениях о греческой трагедии. Мы решительно идем к монизму на всех парах. Новое солнце поднимается из-за горизонта. Мы плывем к нему по стихии современной жизни, по пенистым валам крушений и созиданий, неудержимо вперед. Блистательные покровы все растаяли в свете новой зари.

Флейта Марсия

Афина Паллада, как и другие боги древней Греции, прошла большую эволюцию, прежде чем достигнуть того ясного, чистого, гражданственно-воинственного облика, с каким мы её видели в изображениях Гесиода, Гомера, ранних лириков и позднейших драматургов. Некогда она соприкасалась с первоосновами эллинской культуры, с напластованиями народностей, которые проходят через раннюю историю Эллады. Всё в Греции растет из пеласго-ионических и эолийских основ, образующих в целом хамито-яфетидский корень европейской культуры. Не могла же и Афина Паллада воспринять свою последнюю физиономию мгновенно, также внезапно, в одно дыхание, как она вылетела из головы Зевса в полном боевом облачении. Действительно, греческая мифология сохранила нам одно замечательное сказание. Афину считали изобретательницей флейты, от которой она отказалась, которую бросила прочь, увидев себя с надувшимися щеками. Легенда отмечает здесь только эстетический момент, но мы уже видели, что за эстетическими мотивами в Греции надо всегда искать этнические обоснования. Флейта, как и свирель, чистейшим образом принадлежит к культу Диониса, который и в высших своих стадиях с трудом отрывался от пеласгических болот и трясин, высушенных, выглаженных и выровненных лишь зиждительным Аполлоном. Отрекшись от флейты, Афина окончательно входит в ту светлую, сложную и построительную работу, в которой мы видим её на всех торжищах, состязаниях и в ареопагах Эллады. Голубоокая богиня, вечная Дева античного мира, защитница Акрополя и верховная мечта Фидия, отбрасывает от себя с брезгливым чувством атрибут низшего бога.

Эту флейту подхватил фригийский Силен из дико-экстатической свиты Реи Кибелы – Марсий. Он играл на ней с дивным искусством и на празднествах Матери богов творил чудеса высвистыванием вакхических мотивов. В своём надменном чувстве великого артиста Марсий мог вообразить себя соперником Аполлону. Кто знает, какие этнические моменты в образовании эллинской культуры затрагиваются здесь поэтической легендой! На заре истории могло казаться, что гиперборейское начало уже тонет в трясинах Диониса. Но последнее слово в этом деле сказал всё-таки солнечный бог. Он вышел на состязание с Марсием и победил его. Овидий прекрасно описывает эту схватку двух культур, приведшую к трагическому финалу. С пораженного Марсия была содрана кожа и повешана во Фригийской пещере, в Келенах. С тех пор, по рассказам историков и поэтов, кожа эта радостно трепещет всякий раз, когда в пещере раздаются звуки флейты.

Вот и вся легенда. Зевс в своё время с такой страстью обнял богиню земной мудрости Метиду, что она исчезла в нём, и в тот же момент из головы верховного бога вылетела Афина Паллада. Но Метида не исчезла бесследно во чреве бога. Она осталась жить там, как высший импульс добра и совести, вовлекая бога даже в борьбу с велениями судьбы, к которым раньше он оставался равнодушен. Отсюда ясно, что и рожденная из головы Зевса Афина эмбрионально уже заключала в себе свою гиперборейскую будущность.

Пеласгический Дионис