Гимгилимыада – 2: С надеждой на возвращение

Ретрублен вдруг запрокинул голову и оглушительно расхохотался, сотрясаясь от смеха всеми своими великанскими телесами.

– Вот и всё, – печально сказал Гумбалдун, сострадательно глядя на хохочущего Ретрублена, – наш лесной герой, одинокий следопыт и самодовольный охотник спятил. Я долго ждал этого. Ну-ка, дай разглядеть твою рожу, безумная сволочь, хочу полюбоваться на неё, когда у тебя припадок.

– Ох, представил тебя, Гум, в девчачьем халатике и девчачьих шлёпанцах на костлявую ногу! В гостиной, на диванчике. В руке стакан вина, на коленях исписанная бумага. Только подумайте, Гумбалдун, читающий бумагу! Только очков к твоей плеши не хватает! Сидит алкаш, важный, как министр Язды, физиономию умную состряпал, будто и не он час назад в снегу пьяный валялся с канистрой вина в обнимку!

И Ретрублен зашёлся в новом приступе хохота. Михудор, представив описанную картину, и сам рассмеялся. Гумбладуну стало обидно.

– Две сволочи! – разозлился он. – Две тупые сволочи! Меня девчушка пригрела и спасла от смерти, а вы хохочете! Если уж на то пошло, то я потом переспал с ней!

– Ага, так пригрела, что даже в постель легла с тобой! Вот тут ты точно преувеличиваешь! – воскликнул Михудор. – На тебе очков-то не было! А бумажные хранительницы плешивых не любят без очков-то!

И они расхохотались с новой силой. Гумбалдун взъелся на приятелей. Жутко обозлившись, он нахохлился и отвернулся. И как обычно, решил напиться.

Позднее, когда все укладывались спать, а насосавшийся самогона Гумбалдун видел третий сон, Ретрублен сказал Михудору:

– Что-то затеял колдун нехорошее, раз на охоту с нами собрался. Завтра этого косого почитателя богов нужно держать на виду.

3. Фейлова башня и пирамиды Опса

К концу фермерской десятинной смены Улит изрядно вымотался и вроде как даже похудел. Удивляться тут нечему. После дня, проведённого в обнимку с лопатой, Улит проводил ночь в обнимку с хранительницей исписанной бумаги. С ней землянин иной раз выдыхался похлеще, чем за весь день. Руки его теперь больше подходили сыну неизвестного фермера нежели сыну известного писателя. Благодаря лопате кожа на эклинских ладонях Улита покрылась мозолями, местами загрубела и приобрела тёмно-йодистый оттенок, а благодаря Шафтит кожа на… Одним словом, Улит устал, дьявольски устал. Его тело нуждалось в отдыхе. Но он этого не понимал и с горячностью молодости продолжал носить изрядно вымотанное тело к своей избраннице. Зато прекрасно понимала Шафтит и вечером, когда Улит пришёл к ней после финального дня смены, стала уговаривать его переночевать в сонодоме, хорошенько выспаться и восполнить энергетические запасы. И он выспится, и сбор материала по муслинской истории не отстанет от графика, а завтра у них будет столько времени побыть вместе, что она боится надоесть важному и высококультурному землянину. Улит тут же запечатлел на губах хранительницы столь крепкий поцелуй, так сдавил любимую в объятиях и так затискал её, что Шафтит едва не задохлась и насилу вырвалась воздуха перехватить. А перехватив воздуха, спровадила землянина в сонодом, пока тот совсем не ошалел.

До чего прекрасно поваляться в постели до скольки хочешь после того как десять утр подряд вставал спозаранку. Продрав один глаз, спускаться на первый этаж умыться, выпить чаю и укатывать в малиновом кузове на ферму.

Улит сладко, до хруста в суставах, потянулся, выпрямив по диагонали от плеч руки и показав из-под одеяла ноги с растопыренными пальцами, которыми не замедлил пошевелить. Перевернувшись на бок, Улит поднял с коврика часы и глянул на циферблат. Самодовольно улыбнувшись, он преплотно зажмурил глаза и, одним резким движением сжавшись в калач, зарылся поглубже в коричневое одеяло, крытое шерстью, а голову утопил в подушках.