Гиблые земли

Но и Маленького лесочка, откуда они вышли, тоже не было видно. Как же Лизавета умудрилась забраться так далеко? Или границы луга по какой-то причине расширились, отодвинулись, а сам он сделался огромным?

Солнце пекло нещадно. Лизавета взмокла, пытаясь отыскать Тинку, кружа по лугу, как кошка за своим хвостом. Но подруги не было видно, на зов она не откликалась.

Хотелось пить, горло было сухое, как наждачная бумага, которую Лизавета видела на верстаке у Тинкиного деда. В шорохе травы слышалось: «Не выберешшшшшься! Тут останешшшшшься».

А потом все кругом разом стихло. Птицы умолкли, ветер сгинул, трава перестала нашептывать. Мир замер в ожидании. Небо казалось плоским, как блин, а вернее, как пресс, который придавливал Лизавету к земле. Льющийся сверху поток расплавленного золота, раскаленный воздух и сам дневной свет тоже были обжигающе-тяжелыми – Лизавета чувствовала, как все это, только что не имевшее никого веса, стало давить на плечи и голову.

Тишина и тяжесть. Безжалостное солнце, которое ненавидит Землю, стараясь выжечь. Все живое вымерло, осталась лишь одна маленькая испуганная девочка. Ужасный момент длился и длился, стало казаться, что несколько часов прошло. Или что ход времени остановился.

Лизавета хотела закричать, но не сумела. И бежать тоже больше не могла, откуда-то знала: сделаешь хоть шаг – призовешь нечто. Тогда не Лизавета будет искать Тинку, а саму Лизавету станут догонять.

«Кто за мной погонится? Кто здесь есть, кроме меня?»

Не успела подумать, как увидела ее. Ту, кого бабушка позже назвала Полудницей. Жуткое создание. Обитающее на свету порождение мрака.

Перед девочкой была женщина огромного роста, метра три или даже четыре. На ней было белое рваное платье – ветхое, сгнившее. Сквозь него просвечивало ссохшееся, как у мумии, тело. Длинные седые волосы развевались на ветру, на голове был венец из луговых цветов, а в руке – серп, с которого капало красное.

«Кровь», – подумала Лизавета, и ее затошнило.

Девочка не могла сказать, видит ли ее то существо, потому что вместо нормальной головы у него был череп, а вместо глаз – пустые глазницы. Зато изо рта высовывался непомерно длинный змееобразный язык.

Время от времени Полудница делала взмах рукой, серп срезал траву, а Лизавета думала, что точно так, одним движением она может снести человеку голову.

«Человеку? Какому еще человеку? Мне!»

Мысль вернула окаменевшей от ужаса Лизавете способность двигаться.

Она развернулась и бросилась прочь, неважно куда, лишь бы подальше от расхаживающего по лугу существа. Трава хватала ее за ноги, не давая идти, не пуская с луга, ветер свистел, солнце проливало огненные лучи.

Лизавета бежала, боясь оглянуться: Тинка («Где же она сейчас, бедная Тинка?») говорила, если убегаешь от чего-то жуткого, оборачиваться нельзя. Поглядишь через плечо, а потом снова повернешь голову – и преследователь окажется прямо перед тобой!

Но свистящий звук раздавался все ближе – наверное, серп визжал, касаясь травы! – и Лизавета не выдержала, глянула назад. Полудница была близко. Увидев в нескольких метрах сгнившее тело в лохмотьях, когтистые пальцы, ухмыляющееся лицо, Лизавета заверещала. Сбилась с ритма, оступилась, лодыжки вмиг оказались спутаны травой, и девочка полетела на землю.

Так ее и нашли ближе к вечеру. Бабушка Лизаветы и родные Тинки подняли всю деревню, на поиски девочек вышли стар и мал.

Лизавета пришла в себя и, обнаружив, что лежит дома, в кровати, заплакала от облегчения.

– Тише, тише, – проговорила сидящая подле нее бабушка. – Горе ты мое. Куда ж понесло-то вас, дурех?

Впервые Лизавета увидела, что бабушка плачет.

– А Тинка? Где Тинка? – вскинулась девочка.

Бабушка, поглядев на внучку, не стала произносить фальшивых, уклончивых фраз вроде: «Потом поговорим! Лежи пока, отдыхай». Правду сказала, ничего не приукрасила:

– Нету больше Тиночки нашей. Ногу, видать, подвернула, когда бежала. Упала, бедная. Камень там был, в траве и не приметишь. Она об него-то головой и…

– Нет! – выкрикнула Лизавета, и бабушка сперва подумала, что девочка отрицает смерть подруги, не желая в нее верить.

Но Лизавета имела в виду другое.

– Тинка не упала! Это все она! Та страшная тетя! Она убила Тинку!

Глава четвертая

Бабушка перекрестилась и внимательно посмотрела на внучку.

– Вы что же, выходит, видели ее?

– Кого? Кто это, бабуль? Ты знаешь?

Лизавета неоднократно думала потом, что, если бы она рассказала об увиденном на лугу маме, та была бы убеждена, что подобные видения – последствие солнечного удара. Полудница всего лишь почудилось девочке из-за жары, усталости, страха.

Мама была бы убеждена сама – и убедила бы в этом Лизавету.

И, возможно, так было бы лучше. Потому что Лизавета пообижалась бы некоторое время, что мама ей не верит, а потом зажила себе спокойно, точно зная, что не бывает на свете ни чудовищ, ни демонов, ни потустороннего зла.