Гиблые земли

– А мать-то и не видела ничего!

– Слава богу! Надо же!

Только что никого не было – и вот уж целая толпа. Колышется, ахает, гомонит на разные голоса. Подбежавшая мамаша кричала, рыдала, звала своего Стасика, пыталась вырвать сына из кольца Лизаветиных рук.

Мальчик закашлялся, заерзал.

«Жив. Он жив!»

Тинку Лизавета потеряла.

Но этого мальчика ей удалось спасти от Полудницы.

Глава пятая

На восковые фигуры отправились смотреть в среду.

Рома порадовался, что во вторник, после утреннего морока с ползущей по стенам чернотой они никуда не поехали: тетя Зина позвонила и попросила грядки прополоть, сорняками заросли, морковки и свеклы не видать. Роман не был уверен, что смог бы держать себя в руках и ничем не выдать волнения. Да и сестра была не в духе. Роме даже подумалось, не замечает ли и она неких странностей, но он решил, что вряд ли, иначе сказала бы. Рома успел понять, что Катя – эмоциональная, открытая девочка.

По расписанию автобус отъезжал от остановки в девять тридцать. Брат с сестрой позавтракали и пошлепали пораньше, надеясь не опоздать. Катя сказала, что автобус может прийти за несколько минут до нужного времени, ждать никого не будут.

Роман чувствовал себя хорошо, вот что значит выспаться и не увидеть поутру невесть откуда взявшейся дичи. Катя тоже повеселела.

На остановке стояли две женщины, молодая и постарше. Оживленно, громко разговаривали, и ребята поневоле услышали, что речь идет о вчерашнем происшествии на озере.

Дамочка приезжая, городская, у нее муж на стройке работает, спасла мальчика, который едва не утонул. Странная девица: малыша вытащила – и плакала, плакала, не хотела матери отдавать, а до того, как спасти, очевидцы говорят, кричала, гнала кого-то.

А кого гнать? Никого и не было, мать непутевая да мальчонка.

– В двух шагах от берега был!

– Вот так и тонут. А матери хоть бы хны.

Женщины переключились на мать. Родила в восемнадцать, ума нет, мужа тоже, им бы только про женихов думать и в интернетах торчать, а на дите плевать.

Катя и Роман переглянулись.

– Это ведь та женщина, которая с мужем у бабы Лены живет, – вполголоса сказала Катя. – Мы с тобой еще их машину в лесу видели.

Обоим пришла в голову одна и та же мысль.

«Кричала, гнала кого-то. А кого гнать? Никого и не было», – сказала женщина. А если кто-то был, но никто, кроме городской девушки, его не видел? Роман вспомнил в эту секунду про черные нити, затянувшие потолок, а Катя подумала о молоке, которое превращалось то в кровь, то в болотную жижу. А еще оба вспомнили об увиденном в заброшенном поселке с номером вместо названия.

Оба подумали – и оба промолчали, ни один не произнес вслух.

Подошел автобус, ожидающие забрались в салон. Катя поздоровалась с водителем и женщиной-кондуктором в цветастом сарафане. Они были ей хорошо знакомы: девочка каждый день в школу на этом автобусе ездила.

– Как отдыхается? – спросила кондуктор. – В Константиновку собралась или в Быстрорецк?

Катя ответила.

– Да, приехал балаган. – Она кивнула, серьги в ушах качнулись в такт словам. – А это кто с тобой? Мальчик твой?

– Я ее брат. Двоюродный, – ответил за Катю Рома.

Что за бестактность, подумалось ему, одно слово – деревенщина.

В глазах женщины мелькнуло неподдельное участие.

– Погоди, так ты Зоин сын, что ли? А я ведь с ней в одном классе училась. Хорошая была. Я как узнала, что она померла, прям поверить не могла. Молодая совсем.

Роману было неприятно слышать это. Ему становилось тяжело, когда посторонние люди обсуждали смерть мамы. Топтались грязными ботинками на его горе. Сожалели, губы поджимали. Что они могли знать о маме, о Роме?

Он отвернулся к окну, прикусил губу, чтобы не нахамить кондукторше. Он-то уедет, а Кате тут жить. Сто лет потом будут припоминать, как братец окрысился в ответ на сочувствие. Катя незаметно взяла Рому за руку: дескать, я понимаю.

К счастью, автобус сделал очередную остановку, и женщина устремилась навстречу новым пассажирам.

– Долго ехать? – напряженно спросил Роман.

– Минут двадцать. Ты не сердись на нее. Она хорошая вообще-то. Бывало, бесплатно меня возила.

– Я не сержусь. – Рома помолчал. – Это я маму нашел. Первым. Я из школы пришел. Опоздал, мы к одному парню зашли. Ну и застрял, бывает же, засидишься. Иду домой, думаю, сейчас ругать будет: почему не предупредил, что задерживаешься! Злюсь заранее, что оправдываться придется. Потом только до меня дошло, что она не звонила, не спрашивала, где меня носит. А не звонила потому… – Голос его звякнул, зазвучал тонко, как у маленького.

Катя сжала ладонь брата крепче. Она поняла, что Рома рассказывает об этом в первый раз. И не кому-нибудь, а ей.

– Отрываю дверь – мама навстречу не вышла. Все, думаю, обиделась, сидит у себя, дуется. Перестанет дуться, начнет мораль читать. Разулся, прошел в кухню. А она там. Возле окна.

– Ром…

– Я подбежал, тормошу. В тот момент казалось, сердце лопнет. Иногда думаю, пусть бы и лопнуло! И я… Пришел бы вовремя, успел скорую вызвать, спасти. Мама жива была бы. Телефон под столом валялся. Она, может, хотела позвонить. Кому? Не знаю. Может, и мне. Только я…