Гёте. Жизнь как произведение искусства

Фауст стремится вверх, Мефистофель тянет его вниз. И острота этой истории в том, что ни «чистый» Фауст, штурмующий небо, ни «чистый» Мефистофель, тянущий его к земле, не одерживают безусловной победы, а результатом этого раз нонаправленного движения «вверх» и «вниз» становится движение «вовне». Следствие этого спора – не вертикальная трансцендентность и не чистая имманентность, а нечто третье, а именно имманентное трансцендирование. Жадный до нового опыта и раззадоренный Мефистофелем, Фауст пересекает границы на горизонтальном уровне. Он выходит за собственные пределы, выходит «вовне», окунаясь в водоворот жизни. Волшебный плащ Мефистофеля дает ему возможность непосредственной практики. Жажда вертикального восхождения забывается за увлекательным движением по горизонтали, из которого возникает нечто вполне продуктивное. Эта игра между Фаустом и Мефистофелем всякий раз разворачивается по одному и тому же принципу: Мефистофель предлагает простые, земные нас лаждения, а Фауст превращает их в утонченные удовольствия. Возьмем историю с Гретхен. Мефистофель преподносит ее как объект сексуального желания, а Фауст влюбляется. Сексуальность превращается в эротику, вожделение – в восхищение. Точно так же происходит и со всем остальным: Мефистофель предлагает, а Фауст делает из предложенного нечто большее.

В этом взаимодействии метафизика Фауста и реалиста Мефистофеля раскрываются внутренние механизмы модерна. Мы становимся свидетелями того, как вертикально направленное устремление переводится в горизонтальную плоскость и за счет этого приобретает огромный исторический потенциал. Модерн больше не стремится ввысь, поняв, что небеса пусты. Бог умер. Но эта безмерная страсть, которая в далекие времена привела к тому, что люди придумали бога, ибо только идея бога казалась достаточно просторной, чтобы вместить все богатство человека, эта возвышенная страсть в эпоху модерна была секуляризована, что повлекло за собой совершенно неожиданные последствия: о человеке теперь думали как о существе малозначительном, но при этом его свершения поражали своими масштабами. Страсть, прежде обращенная к богу, превратилась в страсть к исследованию и покорению мира. Именно это и было движением «вовне». Вместо того чтобы пытаться приблизиться к богу, человек решил обойти всю землю. Взгляд современности устремлен не в космос, а на этот мир. В споре Фауста с Мефистофелем и в последующих стремительно разворачивающихся событиях на наших глазах совершается значимое превращение метафизического энтузиазма в двигатель цивилизационного покорения мира. Благодаря помощи Мефистофеля Фауст пользуется успехом у женщин, приводит в порядок государственные финансы, дает народу хлеба и зрелищ, становится удачливым полководцем и, наконец, настоящим колонизатором. По его приказу люди строят дамбы и отвоевывают у моря землю. В школе Мефистофеля Фауст становится метафизиком со взором, обращенным к физической стороне жизни; он не возносится над этим миром, а растворяется в нем с присущей ему страстью и поэтому может требовать от человека:

Стой на своих ногах, будь даровит,
Брось вечность утверждать за облаками!
Нам здешний мир так много говорит![1693]