Гёте. Жизнь как произведение искусства

Военные действия, в 1813 году проходившие на территории немецких княжеств, носили принципиально новый характер. Берлин призывал население Пруссии и государств Рейнского союза вступать в ряды народного ополчения. Пробуждение национальных чувств, начало которому положила французская революция, охватило и страны, поднимавшиеся на борьбу с Наполеоном. Патриотическая мобилизация сил и сплочение населения вокруг общей идеи борьбы превратили кабинетную войну в войну народную. Национальное сознание, идейную основу которого подготовила эпоха «Бури и натиска», нашло выход в политике. Нация, отечество, свобода – теперь люди были готовы бороться и умирать за эти ценности. В правительственном сообщении о поражении Пруссии 1806 года власти призывают население прежде всего сохранять спокойствие. Обращения 1813 года уже апеллируют к новому национальному чувству пруссаков и немцев. Голос новой политики требует от граждан активного участия, завлекая обещаниями конституции. Происходит мобилизация национальных чувств внутри общества. Власти идут навстречу ожиданиям демократических перемен, которые были не столько удовлетворены, сколько разбужены прусскими реформами. Кроме того, в эти месяцы освободительной войны против Наполеона впервые возникает систематическая политическая пропаганда, также направленная на мобилизацию населения. Великий Фихте, обозначивший свою позицию в этом противостоянии еще в «Речах к немецкой нации», готов служить проповедником в прусских войсках; если бы его предложение было принято, то он стал бы первым в истории политкомиссаром, притом что сам он намеревался оставить открытым путь к отступлению в мир чистых понятий. Впрочем, в реальности не произошло ни того, ни другого, так как в январе 1814 года этот храбрый человек умер от тифа, занесенного в город ранеными. В эти недели и месяцы патриотическая эйфория не ограничивалась громкими фразами – от слов быстро переходили к делу, и вскоре действительно было сформировано народное ополчение. Столь знаменитый впоследствии «корпус свободы» Лютцова с формой цветов немецкого флага был одним из таких добровольческих отрядов, которые были сформированы на территории Германии и вели не столь успешную в военном плане, но символически крайне значимую партизанскую войну.

В этот богатый событиями, тяжелый для Веймара год Гёте поспешно покинул город еще в середине апреля. Как и годом ранее, он отправился на водный курорт в Теплиц под Мариенбадом. Из соображений безопасности он путешествовал инкогнито, однако солдаты одного из добровольческих отрядов узнали его, и ему пришлось благословить их оружие стихотворным экспромтом. В Дрездене Гёте издали видел Наполеона, инспектировавшего оборонительные сооружения. В доме Кёрнеров он встретил сына хозяина дома, молодого Теодора Кёрнера, состоявшего добровольцем в лютцовском корпусе и уже прославившегося своими солдатскими песнями. Говорили о всеобщем подъеме и сильных чувствах в борьбе с Наполеоном. Гёте сначала отмалчивался, но потом проворчал: «Что ж, сотрясайте свои оковы – человек этот слишком велик для вас, оковы эти вам не разбить»[1515].

Шум войны нарушает покой даже в тихом Теплице, а ночью можно видеть «всполохи огня на небе <…>, если какое-нибудь несчастное местечко охвачено пожаром; глядя на всех этих беженцев, раненых и испуганных людей, хочется бежать куда глаза глядят»[1516].

В августе он снова возвращается в Веймар, все же опасаясь надолго оставлять Кристиану одну. 16 октября 1813 года, в день «Битвы народов» под Лейпцигом, закончившейся поражением Наполеона, в кабинете Гёте произошло нечто странное: гипсовый барельеф Наполеона, висевший над письменным столом, без всякой видимой причины упал на пол, но не разбился. С тех пор этот барельеф занимал почетное место в доме Гёте, даже после изгнания императора на Эльбу[1517].

Патриотическим чувствам Гёте не доверял. Когда в конце 1813 года войска союзников с триумфом вступили на территорию Франции, он писал Кнебелю, что еще никогда не видел немцев «такими сплоченными, как в их общей ненависти к Наполеону. Хотел бы я посмотреть, как они поведут себя, когда прогонят его за Рейн»[1518]. Когда большое количество людей предается политическим или милитаристским страстям, нельзя пренебрегать «призывом к оставшимся дома друзьям науки и искусства, чтобы они поддерживали священный огонь или хотя бы скрытую под пеплом искру, столь необходимую следующему поколению».