– Он ни в чем не виноват, и мне хотелось поступить с ним по‑доброму.
– По‑доброму, значит. Эшмонт не такой уж ранимый, знаете ли, к тому же сам виноват. – Рипли встал, нашел ремешок и подал Олимпии.
Обернув его вокруг талии и застегнув пряжку, она сказала:
– Очень мило с вашей стороны, что вы меня защищаете: бесценное качество для будущего супруга, – однако неважно, насколько уязвим Эшмонт и чья здесь вина. Вы не знаете, каково это: поступать всегда правильно, быть хорошей девочкой, угождать всем.
– Значит, вы не такая уж хорошая девочка, – заметил Рипли.
Олимпия судорожно втянула воздух.
– Хорошие девочки не напиваются и не пускаются в бега в день собственной свадьбы, – добавил Рипли. – Хорошие девочки не раздеваются перед распутными мужчинами, не провоцируют их на поступки, о которых могут потом пожалеть, не ставят им в вину, что те не догадались совершить такой поступок раньше. Хорошие девочки безумно скучны. Вам достался титул зануды и «синего чулка» именно потому, что пытались быть хорошей. Но вы же не такая: вы плохая, очень плохая девочка, и будь вы мужчиной, мы бы с вами здорово сдружились. Но я рад, что вы не мужчина. А теперь не пора ли нам прекратить словесные баталии и покинуть это благодатное местечко? Мы не можем терять ни минуты.
Лорд Фредерик стоял у окна, глядя в сад.
– Гроза утихла: им давно следовало бы вернуться. Мне это не нравится.
Леди Джулия вновь наполнила свой бокал.
– Вы ничем не поможете делу.
– Но кто‑то же должен!
– Эшмонт не дитя. Ему давно пора стать хозяином собственной жизни. Вы же не можете прикрывать его вечно.
– А какова в этом ваша роль? Вы скрывали невесту Эшмонта, когда он сюда приезжал.
– Ничего подобного! В тот момент ее здесь не было.
– Вы не сказали ему всей правды. Кого вы защищаете?
– Олимпию, разумеется, от брака с неподходящим мужчиной. Но вот беда: подходящий оказался тугодумом и не видит того, что у него прямо под носом.
В полнейшем недоумении оба молчали: она – словно что‑то знала; он – догадывался, но не желал принимать. Хотя ни он ни она не признались бы в том, что почувствовали.
Если в глазах ее светлости и вспыхнули огоньки, так это была игра света. Если щеки его светлости чуть порозовели, то по той же причине. Он холодно заметил:
– И вы решили, что, если дать ему немного времени, он догадается?
– Да.
– Но что, если на это уйдут годы?
Кажется, в воздухе повисли слова «как это случилось со мной»? А может, и нет.
Рассмеявшись, леди Джулия сказала:
– Пока не станет слишком поздно? В таком случае я смогу утешиться тем, что хотя бы попыталась.
– Хотите сказать, приложили руку.
Если бы кто‑нибудь помог тогда…
– Привычка, – сказала она. – Стараюсь для него почти всю его жизнь. У нас с вами много общего.
– Да, и я слишком стар, чтобы менять привычки. Это самый лучший шанс моего глупого племянничка. Я не дам ему совершить ту же самую ошибку… что совершают слишком многие.
– Как же он поумнеет, не совершая ошибок?
– Я не стану так рисковать. Кажется, я ждал достаточно. Насколько я понимаю, они сбежали.
– Зачем им бежать? – возразила леди. – Они просто нашли укрытие от грозы: вместе или каждый свое, – а вы спешите с выводами, что на вас непохоже.
– Откуда вам знать, что похоже, а что нет, – возразил лорд Фредерик. – Зато мы оба знаем Рипли: я догадываюсь, на что он способен.
«Может поступить так, как следовало мне, когда у меня был шанс».
– Неважно, – сказала леди Джулия. – Вы опоздали, так что ничего уже не изменить, причем опоздали еще до того, как явились сюда.
– Посмотрим. – Лорд Фредерик поклонился. – Хорошего вам дня, миледи.
Она не присела в реверансе, но проворно подошла к двери и, улыбнувшись, загородила ему путь.
– Ах нет, сэр. Задержитесь.
За спиной леди Джулии гавкнул Катон, словно подтверждая серьезность ее намерений.
Пока они шли к конюшням, адская боль в лодыжке беспокоила Рипли гораздо больше, чем он готов был признать, и мысленно чертыхался. Олимпия сошла с тропинки, подобрала крепкий сук, видимо, обломанный ветром, и протянула ему:
– Можно использовать как трость.
– Не нужен мне чертов костыль!
– А нельзя ли – или я прошу слишком многого? – хоть на время забыть о своей мужской гордыне и включить рассудок?
– Я в полном порядке, – солгал Рипли.
– Тогда рассмотрим нашу задачу шаг за шагом, – проговорила Олимпия тем же тоном, к которому прибегал в свое время Рипли, пытаясь ей что‑то втолковать, когда она была пьяна. – Нам нужно как можно скорее попасть в Лондон, а значит – сначала на конюшню.