Героиня по вызову 3

— Дети мои! Император потворствует своим низменным порокам, наша страна в опасности! Её наводнили низшие расы, твари, которые не приемлют света Великой матери. Они наполняют улицы городов, в которых царит грязь и разврат. Зеленокожие дикари лезут в армию, объединяются в наёмничьи отряды и ведут разбой на дорогах. Гномы захватили торговлю и вытесняют честных тружеников-людей своими варварскими «технологиями». Эльфийки заполоняют бордели и шпионят за потакающими своими страстями аристократам, чтобы потом рассказать их тайны своим вращающимся в высших кругах патриархам-эльфам, без сомнения вынашивающим подлые планы по искоренению человеческого рода! Мерзкие зверолюди получили доступ к нашим морям! Они пиратствуют и наводняют порты нашей славной родины!

Я подумала о том, что ни разу за время своей работы в Театре Желаний не видела среди девочек ни одной эльфийки. А более высококлассного борделя в Стразваце просто не было. Может, конечно, этот город был исключением, но что-то я сомневаюсь. Впрочем, селянам нравилось. Толпа скандировала слова поддержки так громко, что жрица подняла ладонь, призывая к порядку. Когда гул утих, она продолжила:

— Но спасение есть, дети мои! Спасение в наших руках! Так сказала сама верховная мать, — девушка указала на статую, — И из её уст вы слышите эти слова: «Раздави эльфа, убей гнома, прикончи орка. Опрокиньте аристократов, которые стали пешками в их руках. Раздавите гильдии магов, окунувшихся в запретные знания и тогда, вы, дети мои, обретёте благость и построите мир, который я для вас всегда мечтала создать!»

Площадь слушала в молчании, и когда прозвучали последние слова, разразилась одобрительными криками. Даже некоторые рыцари присоединили свои голоса к восхищённому гулу.

Кариона на этот раз дождалась, пока голоса стихнут сами и приказала:

— Приведите первую тройку.

На площадь вывели трёх женщин в грубых робах. Одна была несомненной оркой, зелёная кожа которая носила следы знакомства с раскалённым металлом. Вторая — затравленно озиравшейся человеческой девушкой, почти что девочкой. Третья – несомненной эльфийкой. Тонкой, стройной с длинными спутанными волосами.

Когда их выстроили перед помостом, вперёд вышел Кадос и развернул свиток:

— Клара Нескен, шаг вперёд.

Человеческая девушка, затравленно озираясь, вышла вперёд.

— Ты обвиняешься в использовании запретной магии, оскорблении церкви и укрывании нелюдей. Что ты скажешь в свою защиту?

— Я просто… — девушка сглотнула, — я студентка, господин рыцарь. Учусь магии в коллегии Милнарда. Я никогда не оскорбляла церковь…

— Тут сказано, что ты оскорбила городскую жрицу. Ты отрицаешь?

— Я только сказала, что нужно помогать всем, когда она заявила, что гномы-беженцы недостойны церковной помощи, — она взглянула на бенедикту, — им сейчас тяжело, в шахтах завёлся дух, который людей с ума сводит. Они из самого Стразваца помощь просили и говорят одна из наследниц Великих Домов взялась за это лично.

— Ну, вот и с укрывательством всё стало понятно, — кивнул Кадос.

— Да я не укрывала! — в отчаянии воскликнула девушка, — просто разрешила пожить у себя гномьей семье, они дома лишились…

Бенедикта подняла руку:

— Что ж, всё ясно. И никакого раскаяния. С другой стороны, заблуждающаяся дочь людского племени всё же принадлежит к людскому племени. Пусть люди её и судят. Приговор – коридор верных.

Девушка, не веря своему счастью (видимо уже смирилась с перспективой оказаться на костре), шагнула назад рассыпаясь в благодарностях. Кадос зачитал следующее имя:

— Сарнай из клана Длинного клыка. Шаг вперёд.

Орчиха молча сделала шаг.

— Ты обвиняешься в бандитизме, нападении на человека и грабеже. Что скажешь в свою защиту?

Женщина фыркнула:

— Тот козёл нанял меня и моих парней разобраться с бандитами, а когда мы это сделали, отказался платить. Я просто взяла то, что он нам был должен и добавила пару тумаков сверху.

— Чистосердечное признание, значит, — сказал Кадос и повернулся к Карионе.

Бенедикта покачала головой:

— Только покаяния я снова не вижу. Приговор – сожжение на костре.

— Это мы ещё посмотрим, — заявила воительница и прыгнула вперёд, к помосту.

Если она рассчитывала умереть на мечах, ей не повезло. Кадос приложил её знаменем поперёк хребта, добавил по голове и указал на бесчувственное тело паре инициев:

— Привяжите её к столбу.

Когда орку унесли, Кадос зачитал последнее имя:

— Лираэн из Митриссы. Шаг вперёд.

Эльфийка осталась стоять на месте.

— Шаг вперёд!

Девушка покачала головой:

— Я не признаю этот суд.

Кадос нахмурился:

— Это неуважение к церкви и лично к бенедикте Карионе.

— Я не признаю и вашу церковь тоже.

Рыцари шагнули вперёд, но их остановил жест жрицы:

— Заблудшее дитя просто напугано. Неуважение к церкви карается очень строго. Неужели ты не хочешь ничего сказать в свою защиту? Или хотя бы заслушать обвинение?

— Нет. Но, — она вдруг бросила на меня мимолётный, почти незаметный взгляд, — я скажу последнее слово. Ты умрёшь гораздо хуже меня. И лишишься того, чем дорожишь больше всего, — она обвела площадь взглядом и добавила громче, почти крикнула, — Как и вы все!