А потом всё закончилось. Я даже не разобрала почему: после захода солнца меня, в очередной раз обгоревшую до костей, вынули из почерневшей от огня и дыма стальной конструкции, заковали в кандалы и протащили в камеру, на этот раз – просто каменный мешок два на два метра, с соломенным матрасом в углу. Дали глоток крови и закрыли снаружи тяжёлую дверь. Боль всё ещё выворачивала меня наизнанку, но оказавшись в относительном покое впервые за долгие дни (или может – недели?) я просто лежала, глядя в потолок выжженными глазами. Со временем боль ушла, но облегчение не пришло – я уже достаточно понимала натуру Карионы, чтобы осознавать, что она дала мне передышку не от душевной доброты. Впрочем, думать об этом совершенно не хотелось – я просто надеялась, что бенедикта в конце концов наиграется и прикончит меня. Или хотя бы ослабит надзор, и я смогу отправиться на тот свет самостоятельно. О побеге я тогда уже даже не думала.
За мной пришли утром. Двое инициатов в доспехах, а не обычных монашеских одеяниях, молча взяли меня под руки и потащили по коридорам, выволокли во внутренний двор и бросили в метровую клетку с деревянным настилом и прутьями толщиной в два моих пальца. Правда не уверена, что это было реально необходимо: в моём состоянии я вряд ли простую дверь могла бы открыть. Потом рыцари ушли, и их сменили неизвестные мне монахи. Они набросили на клетку покрывало из плотной ткани, оставив открытым одну стенку. Поднялось солнце, и я в ужасе прижалась к дальней стенке, насколько позволяло покалеченное тело и сожжённые мышцы, забыв про все мысли о суициде. К счастью, солнце меня не коснулось – ткань покрывала была плотной. Смотреть на залитый светом двор было всё ещё больно, но в своей клетке я была в относительной безопасности и могла наблюдать.
Несмотря на то, что я никогда не видела повседневную жизнь крепости, было понятно, что происходит что-то необычное. Монахи суетились, выносили из крепости какие-то длинные доски, бочки и ящики. Таскали мешки и стулья. Спустя пару часов у клетки появился Вендер. Доспехи капитоса сияли, огромный меч был начищен. Мужчина посмотрел на меня и кивнул своим рыцарям:
— Хорошо. Тащите её. Только закройте покрывало – солнце низкое.
Кто-то невидимый зашуршал тканью у меня над головой и на переднюю стенку клетки упала ткань. Чьи-то руки завязали шнуровку у самого дна и прежде, чем я успела понять, зачем всё это нужно, клетку рывком оторвали от земли. Несли её минут десять, пару раз остановившись видимо передохнуть. Я постоянно слышала приказы Вендера на непонятном языке, доносившиеся из-за плотной ткани. Наконец, клетку поставили на землю и откинули переднюю и левую сторону покрывала.
Я увидела, что клетка стоит на возвышении. Слева – короткий помост, на котором установлено роскошное кресло, окружённое рыцарями в полных доспехах. Ещё сколько-то воинов стояло шеренгой вокруг. На площади передо мной возвышались три каменных столба. Под каждым из них была набросана вязанка хвороста, рядом – здоровенные монахи с широкими веерами. А прямо напротив столпов оказалась та самая гигантская статуя, у которой Вендер разговаривал со старостой деревни, когда тащил меня в крепость примерно две вечности назад.
Вокруг, на почтительном удалении от столбов, расположилась пёстрая толпа в нарядной, словно на ярмарке одежде. Селяне переговаривались между собой, пихали друг друга локтями в ожидании зрелища. И вдруг площадь замерла и все повернули головы к дороге к замку. Я сделала тоже самое, благо обзор позволял.
От крепости шла процессия. Возглавлял её Вендер, по правую руку от него шёл Кадос, нёсший белое знамя с серебряным веретеном. Ещё два рыцаря шли, отставая на шаг от командира и знаменосца. А между ними в белоснежном хлопковом платье с нарочито простой вышивкой шествовала бенедикта Кариона.
Увидев её, толпа радостно завопила. Девушка махала людям рукой и улыбалась. Пройдя мимо меня, она кивнула рыцарям, и те подняли оставшиеся полы покрывала и закинули их на верхнюю часть клетки. Я приготовилась к худшему, но этого не случилось. Закрытый верх образовывал достаточную тень, защищавшую от солнечных лучей.
Бенедикта между тем поднялась на помост, опустилась в кресло и заговорила. Я уверена, что она говорила на наречии, которое использовали деревенские, но сейчас я её почему-то понимала.