– Должна сказать, мистер президент, – произнесла Фрэнсис Перкинс, – что в случае подписания этого Соглашения всех находящихся в этом кабинете, а может, и кое-кого еще, ждет имперское гражданство первого класса. Это положение в империи сопряжено со множеством приятных особенностей. Так, граждане первого класса подлежат только личному суду императора, а еще они могут воспользоваться всеми возможностями имперской медицины. В частности, вас, мистер президент, пришельцы предлагают излечить от последствий полиомиелита и провести над вами операцию по стабилизации старения, которая придаст вам вид полного сил импозантного сорокалетнего мужчины. Вот посмотрите на меня, а ведь это был только предварительный сеанс…
– Я вас понял, миссис Перкинс, – сухо кивнул Рузвельт, – в любом случае, я подписал бы это соглашение и без этой взятки…
– Вы не поняли, мистер президент, – вздохнула та, – это не взятка, а ярмо на шею. Имперский гражданин первого класса обязан трудиться там, куда его пошлет империя. До тех пор, как там говорят, глаз остер и рука тверда. Вот вам и обеспечивают остроту взгляда и твердость руки еще лет на пятьдесят, не меньше. Переходной период – это крайне ответственное время, и президент должен ему соответствовать.
Три дня с пятого до восьмого сентября мы во взаимодействии со стрелковыми частями упорными боями вытесняли потрепанную германскую пехоту на старые рубежи. При этом нам не пришлось больше проводить никаких лихих рейдов, – основную роль в наступлении играла пехота, а наши танки оказывали ей поддержку в случае упорного сопротивления противника. В основном наши машины работали подвижными огневыми точками, снайперской стрельбой подавляя вражеские пулеметы. Ну а если к рубежу открытия огня подъезжал КВ-2, немцам оставалось только готовиться к земле. Видимо, такое планировалось заранее, потому что больше половины боекомплекта, загруженного в башни, составляли как раз осколочно фугасные снаряды. Показали себя и БТ-7Р – их пушечные спарки выметали вражеские огневые точки будто огненной метлой. Еще следует отметить ювелирную работу артиллерии, расчищавшей дорогу наступающим войскам шквальными огневыми ударами, и парящих в небесах «белых защитников», полностью закрывших небо от люфтваффе и оказывавших точечную поддержку наземным войскам.
Впервые за эту войну я участвовал в операции, которую координировали тактики темных эйджел, и могу сказать вот что. ТАК воевать не только можно, но и нужно. Разве мог я себе представить, что до меня будет доводиться разведывательная информация в масштабах всего фронта, и, больше того, данные эти будут обновляться немедленно – сразу, как их получит товарищ Ипатий на космическом крейсере. И точно так же эту же информацию с той же скоростью будут получать командиры других танковых бригад и стрелковых дивизий, а артиллерийский огонь будет переноситься с одной цели на другую с такой виртуозностью, как будто там, наверху, этим делом заправляет хороший дирижер. В самом конце операции, стоило нам только начать оказывать давление – как противник сам убирался с нашей дороги, не желая подвергаться полному уничтожению.
Все остановилось, как только мы вышли на рубежи, с которых за шесть дней до того началось немецкое наступление. Страшное смертное поле – здесь наши войска весь световой день держались против натиска двух немецких моторизованных корпусов, а потом отошли по приказу, открывая врагу дорогу в смертельную ловушку. Никто не успел убрать ни сгоревшие остовы вражеских танков, ни разбросанные повсюду тела в серых мундирах. Вражеские похоронные команды только начали свою работу, и только кое-где трупы дойче зольдатенов были выложены на землю аккуратными рядами – очевидно, для последующего захоронения. Остались на месте и развороченные воронками линии траншей, разбитые пушки и обрушенные блиндажи, в которых до конца стоял шестьдесят девятый стрелковый корпус. Тут, на этом месте, тысячи советских бойцов и командиров погибли ради того, чтобы эта война закончилась как можно скорее.