Герои Дальней авиации

Из воспоминаний: «С августа 1942 г. – Сталинград. Делали до пяти вылетов за ночь. Самолеты имелись в избытке. Не хватало экипажей. Позывной был – «Ольга – 45». За каждый вылет давали по сто грамм водки и шоколадку (завтрак, обед и ужин – само собой, по распорядку дня, в летной столовой). При возвращении после выполнения боевого задания, ещё в воздухе, в эфире часто звучал девичий голос: «Ольга – 45», еще по 100 грамм готовы заработать? Самолет заправлен, боезапас загружен. Ни разу не было чтобы кто-нибудь пробовал отказаться. Пьяными себя не чувствовали. Страшно становилось только после последнего приземления, утром на рассвете. Тогда же наступало и опьянение. Валились спать, не снимая сапог. А в фюзеляже и в плоскостях – десятки пробоин различной величины и формы. Приходилось даже сажать машину лишь на одно-единственное уцелевшее шасси. 28 ноября 1942 г. – очередное боевое задание – бомбить войска окруженной группировки противника в районе Сталинградского аэродрома Воропоново. Ночь, метель, снегопад. Шли несколькими полками, эшелонировано по высоте. Прошли линию фронта (её ночью видно на земле по вспышкам выстрелов, по осветительным ракетам). Зенитного огня не было. Немецких истребителей не было. Внезапно – удар по правому крылу (такое ощущение, будто сверху кто-то из своих сбросил бомбу), вспышка, взрыв. Самолет объят пламенем, потерял управление. Дал команду: «Экипажу покинуть машину!» Получил подтверждение от штурмана и от стрелка-радиста. Выждал положенное время. Лицо обожжено, руки – в огне, ног не видно, но видимо – тоже горят. Откинул фонарь кабины, вывалился из горящего и уже не управляемого самолета. Парашют раскрылся. Очнулся на дне заснеженного оврага. Боль от ожогов и ушибов. Меховой комбинезон обгорел. Правый меховой унт где-то потерялся. Ни штурмана, ни стрелка-радиста не видать, видимо далеко разбросало. Самолета или его обломков тоже нигде не видно. Принял решение – пробираться на северо-восток, через линию фронта, к своим. Семь или восемь суток шел по снежной целине, потом полз. Обморозил правую ногу. Обессилил. В прифронтовой полосе в полубессознательном состоянии был захвачен немцами. Брошен в концлагерь. Там уже находился стрелок-радист сержант Габачиев. Штурмана же, Якова Соломонова, расстреляли на месте. Он был евреем». Ефим Данилович – обгоревший и обмороженный – был обречен. Его как мог спасал стрелок-радист Габачиев – приносил ему еду, пригоршню снега, однажды даже принес лошадиную кость, кое-как делал перевязки. Когда немцы выбросили почти не подававшего признаков жизни Ефима Даниловича в ров, Габачиев ночью вытащил его оттуда и приволок обратно в барак. 20 января 1943 г. части Красной армии в ходе наступления освободили этот концлагерь. Ефим Данилович (тридцатилетний мужик, военный летчик) весил всего 34 килограмма. Его вынесли из барака на руках в бессознательном состоянии. За время плена в семью Парахиных трижды приходила «похоронка» – из полка, из райвоенкомата, из облвоенкомата. Пришли по почте и его личные вещи. Трижды семья оплакивала сына и брата.

За жизнь пострадавшего от холода и голода Е.Д. Парахина врачи боролись несколько месяцев. В апреле месяце, после излечения, из Саратовского госпиталя Ефим Данилович был направлен в местный орган НКВД. Там должна была решаться его дальнейшая судьба (обратно в полк или в штрафбат, а может и того хуже…). Все-таки был приказ № 227. Все-таки он был в плену. На улицах города случайно встретил однополчан (прибыли в Саратов получать новые машины). Здесь же, в Саратове был и командир полка полковник Бровко И.К. – «Батя». Силовым решением, минуя НКВД, Бровко отправил Ефима Даниловича на аэродром, посадил в самолет – и домой, в полк. Ему доверили почтовый У‐2. Во время очередного полета в прифронтовой полосе Ефим Данилович был атакован вражеским истребителем. На У‐2 тягаться с «мессером» трудно. Немецкий летчик загнал его за линию фронта и пулеметной очередью подбил (размочалил лопасти пропеллера). Пришлось садиться. Приземлился на околице какой-то деревни. Выпросил у местного старика топор и принялся срубать с искалеченного пропеллера «ошметки», стараясь оставить побольше площадь лопастей. А по дороге уже клубится пыль – немцы на грузовиках. Ну не снова же в плен! Бросил топор. Сел в кабину. Завел мотор. Поехали! На «обкусанном» пропеллере не взлететь. Рядом речка, за речкой – поляна, перелесок, за перелеском уже свои. Направил самолет к реке – все-таки ближе к своим. Самолет подпрыгнул раз, другой, вдруг вопреки всем законам аэродинамики оторвался от земли, перелетел через речушку, плюхнулся вниз и скачками через поле, через перелесок, к своим.

Лётчик вернулся в строй и продолжил борьбу с врагом.

И вот первое боевое задание – снова на Ил‐4.

– Не верю! – заявил начальник особого отдела. – он был в плену. Перелетит к немцам.

– Не веришь, – сказал командир полка, – полетишь вместе с ним. Проверишь его в бою.