Читаем Георгий Данелия полностью

Ясно, что Васин — своеобразный антипод Бузыкина. Безвольный переводчик, чья интеллигентская мягкотелость очень удобна для окружающих, и гипертрофированно волевой чиновник, чью доведенную до предела принципиальность не способен принять никто, — персонажи совершенно разнополярные: две крайности.

Ситуация с Васиным осложняется тем, что он — не самый мелкий чиновник и от его решений зависят важные жизненные обстоятельства простых людей. С ними он также вступает в воинственные конфликты. В день, когда Васину суждено было просуществовать с осколком в глазу, райисполком занимался вопросом о сносе временных гаражей. И вроде бы накануне с этим решено было повременить, но заразившийся мизантропией Васин пошел на принцип — и принялся настаивать на немедленном сносе, к понятному неудовольствию всех гаражных владельцев. (Не была ли навеяна эта сюжетная линия недавним «Гаражом» Эльдара Рязанова?)

Однако власть Васина все же достаточно ограниченна — в итоге все его усилия заканчиваются потерей работы и последующей попыткой самоубийства. Даже двумя попытками: сначала Васин не смог повеситься (крюк от люстры, на который Павел накинул петлю, не выдержал), а затем не сумел и утопиться («Раньше здесь вот такая глубина была! Мы прямо с берега головкой ныряли! Теперь же никто не поверит!»).

Последнее обстоятельство окончательно доканывает Павла Иваныча и заставляет его расплакаться. А именно это и требовалось, чтобы удалить осколок, как и в случае мальчика Кая из исходной сказки Андерсена. Но если Кай легко вернул себе расположение сестры Герды и бабушки, то Васину возвращение своей жизни к «доосколочному» уровню явно будет стоить невероятных усилий. История, как бы то ни было, заканчивается, скорее, на светлой ноте.

Сценарий изначально назывался «Гладиатор», отдаленный отголосок чего можно заметить, например, в этом фрагменте:

«За ночь с Васиным произошло странное превращение. Словно вчерашние испытания и страдания завели его за грань, откуда началось наступление на то зло, которое постоянно возникало перед его глазами.

По утренней улице к автобусной остановке шагал завоеватель, мессия, крестоносец. На секунду он замедлил шаг перед памятником Александру Невскому с мечом в руке. Кинул взгляд на героя — в чем-то ощутил с ним родство душ».

Сценарий по обыкновению вообще серьезно отличался от конечного экранного результата. Так, на бумаге соавторы довольно много внимания уделяли тем самым троллям — Данелия снял большинство написанных эпизодов с участием этих существ, но в окончательном монтаже попросту вырезал их из основной — реалистической — части фильма, оставив нечистям возможность лишь попозировать минуту-другую в лаконичных сценах-вспышках из условно-сказочного пространства.

Вот один из подобных выпавших эпизодов:

«Васин шел быстро и не сразу заметил учеников Тролля.

Светлоглазый, Горбун и Юный, тихонько напевая и приплясывая, шли по мостовой навстречу Васину.

Пустынная темная улица, зловещие фигуры… Васин замедлил шаги. Тролли приблизились, остановились перед ним.

Васин тоже остановился. И понял: будут грабить. Сейчас спросят, сколько времени, или попросят закурить…

Васин сделал движение, чтобы обойти их. Тролли незаметно переместились в ту же сторону. Васин попытался обойти их с другой стороны. Тоже не удалось. Тогда он снял с руки часы и протянул Горбуну. Тот приложил часы к уху, послушал, протянул Юному, тот тоже послушал и отдал Сероглазому. Тот бросил часы на землю. В то же мгновение тролли исчезли.

Васин обернулся. Тролли стояли сзади. Они помахали руками и пошли прочь, напевая и приплясывая.

Когда Васин наклонился, чтобы отыскать часы на земле, их там не было.

Часы обнаружились у него на руке».

Некоторые из «тролльских» сцен были куда эффектнее. «Вот у меня Васин, которого играл Леонов, заходит в лифт, — вспоминал об одной из них Данелия, — там стоит тролленок — странно одетый молодой человек. Васин нажимает кнопку четвертого этажа, тролленок нажимает на третий этаж. Когда двери лифта открываются, мы видим, что здесь пустыня, а не этаж. И этот тролленок уходит в пустыню, оборачивается и показывает так Васину. Дверь закрывается, лифт едет наверх. Васин выходит на лестничную площадку и ничего не может понять, идет вниз.

Было еще несколько таких эпизодов, но самым сильным был вот этот лифт. А он был вначале. И когда я смонтировал, я понял, что нельзя вначале давать вот такой сильный эпизод, который потом настраивает зрителей, что дальше будет еще что-то сложнее и интереснее. Я под слезы всей группы, монтажера все это выкинул и попробовал решить все на звуках. И у меня это получилось».

(Кстати, кадр с выходом Васина не на своем этаже остался в фильме и, будучи никак не объясненным, выглядит довольно загадочно.)

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство