Читаем Георгий Данелия полностью

«Фильм „Слезы капали“ не понравился ни начальству, ни критикам, ни зрителю», — сетовал Данелия в мемуарах. Но он, разумеется, понимал, на что шел, когда (пожалуй, единственный раз в жизни) взялся снимать заведомое «кино не для всех». Последующая «Кин-дза-дза!» кое в чем тоже может показаться вылазкой на территорию артхауса, но на самом деле то было как раз абсолютно зрительское кино, просто опередившее свое время.

«Ученики Тролля встрепенулись. Увидели что-то. Поднял голову и главный Тролль. Потом старый Тролль показал куда-то пальцем. И его послушные ученики, напевая и пританцовывая, пошли куда-то вдаль по бескрайней серой пустыне». Так заканчивается сценарий «Слезы капали». И, конечно, нельзя не ощутить в этой концовке предчувствия пресловутой «Кин-дза-дза!».

<p>Маргиналии. Данелия и любовь</p>

«Я сказочник, нормальный сказочник, — раз за разом повторял в интервью Данелия, — всю жизнь снимаю то, чего не бывает, но чтобы оно выглядело достоверно. С минимальным допущением… И „Афоня“ — сказка. Ну где же видано, чтобы такой, как он, женился на такой, как Женя Симонова? Другое дело, что я в этих сказках не вру. То есть, когда мы говорим „сказка“, мы как бы автоматически допускаем момент произвола, выдумки. Меня можно упрекнуть в чем угодно, время, положим, не так я выразил или там герои мои кому-то не нравятся, но за одно я отвечаю головой и репутацией: никогда мой персонаж не пойдет против собственной логики. Я ведь никогда не снимаю „про что“. Спросите меня, про что любая картина, я честно, без всякого кокетства, затрудняюсь ответить. Я снимаю „про кого“. Берется персонаж, за ним долго наблюдается, и он сам начинает порождать ситуации, из которых в результате лепится сюжет. Иногда получается сказка веселая вроде „Мимино“. Иногда сказка с темной аурой — вроде „Слезы капали“, я тогда переживал черное время».

На пути от «Слезы капали» к «Кин-дза-дза!» «черное время» постепенно стало светлеть. И причиной тому — Галина Юркова, которой суждено было стать второй официальной женой Данелии и самой многолетней спутницей его жизни.

Первая официальная жена — Ирина Гинзбург — заметного следа в сердце Данелии, как кажется, не оставила (не считая, разумеется, того, что именно в этом браке у Георгия Николаевича родилась дочь Светлана). Куда больше, чем об Ирине, Данелия в воспоминаниях рассказал о некоей сероглазой Тане из Челябинска, с которой он был знаком всего один день, — и как раз во время совместной жизни с Гинзбург (об этом в душещипательной новелле «Еще раз про любовь» в книге «Тостуемый пьет до дна»).

С Любовью Соколовой все было уже серьезнее, чем с первой женой.

Пережившая блокаду, далеко не сразу обретшая востребованность в профессии, в конце концов лишившаяся единственного сына, Любовь Сергеевна была женщиной истинно трудной судьбы. «Потеряв первого мужа, я очень долго не хотела заводить никаких любовных романов, — рассказывала артистка. — Ни выходить замуж, ни рожать — ничего не хотела. Слишком многого я насмотрелась в блокаду и знала, что человеческая жизнь не стоит даже кусочка хлеба… Но вот на съемках „Хмурого утра“ в 1958 году за мной стал очень активно ухаживать Георгий Данелия. Он был тогда студентом ВГИКа и проходил практику у режиссера фильма Григория Рошаля. Работал вместе со своей мамой, вторым режиссером. Гия буквально ходил за мной по пятам. Ухаживал красиво: цветы дарил, шоколадки, конфеточки всякие. Бегал за мной, бегал, да только я — ни в какую. Тут одна женщина из съемочной группы не выдержала: „Люба, что ж ты его откидываешь? Там такая семья замечательная!“ А Гия скрывал свой возраст и смог убедить меня, что мы ровесники. В конце концов и я в него тоже влюбилась. Он ведь поразительный человек: талантливый, умница, чувства юмора — море…»

Так вспоминала в одном из интервью Любовь Соколова, а у Георгия Николаевича был менее романтичный взгляд на их взаимоотношения: совместная жизнь с Любой началась только с рождения Коли не без участия волевой Мери Ивлиановны.

Этот союз не принес Соколовой счастья: «Данелия — творческий и увлекающийся человек. Жизнь с ним была не совсем гладкой и счастливой, хоть и прожили мы 26 лет. Он мог пропасть на несколько дней из дома, мог сильно выпить, увлечься другой женщиной. О его романе с писательницей Викторией Токаревой говорила вся Москва — я старалась этого не видеть и не знать. Меричка, свекровь моя любимая, меня уговаривала, утешала: у тебя сын растет. Я все терпела. Поплачу, поплачу и — дальше живу…»

Писательница Виктория Токарева рассказала о любовном треугольнике со своим участием в повести «Дерево на крыше» (2009). Любовь Соколова там выведена под именем Веры, Данелия назван Александром, сама Токарева — Леной. В конце появляется еще и Татьяна, в которой узнается Галина Юркова.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство