К счастью, Данелия не успел остыть к «Гекльберри Финну», как когда-то остыл к «Двенадцати стульям». Возможно, если бы он экранизировал роман Ильфа и Петрова, то после уже не стал бы браться за Марка Твена. Очевидно, что Данелии был близок жанр плутовского романа (черты его можно проследить даже и в «Осеннем марафоне», изначально называвшемся «Горестная жизнь плута»). Разумеется, для эпического, масштабного, пусть и небольшого по объему романа «Приключения Гекльберри Финна» «плутовская» составляющая — лишь одна из многих, но Данелию, кажется, именно она интересовала в первую очередь. Почти не приходится сомневаться, что Георгий Николаевич взялся за данную постановку прежде всего ради удовольствия свести в комическом дуэте двух своих любимейших актеров — Евгения Леонова и Бубу Кикабидзе. А поскольку изображенные ими в «Совсем пропащем» Король и Герцог — одни из очевидных предков Кисы Воробьянинова и Остапа Бендера, никогда не повторявшийся Данелия едва ли согласился бы снимать кино сначала про одну, а потом и про другую из этих парочек.
Появившиеся в 1884 году «Приключения Гекльберри Финна» — своеобразный сиквел прославивших Марка Твена «Приключений Тома Сойера», написанных восемью годами ранее. И «Гекльберри» — редкий в литературе роман-продолжение, не то что не уступающий, а в некоторых отношениях и превосходящий оригинал (впрочем, с «Двенадцатью стульями» и «Золотым теленком» было примерно то же).
«Тома Сойера» Данелия вряд ли стал бы переносить на экран. В начале 1980-х недурную трехсерийную телеверсию этого романа снял мастер авантюрного кино Станислав Говорухин; Георгию же Николаевичу, конечно, был ближе «Гек Финн» с его глубиной и трагикомизмом.
«Мы с моим соавтором Викторией Токаревой просто внимательно вгляделись в роман, — объяснял Данелия в интервью 1972 года. — Ведь его, как я выяснил, помнят очень плохо. На самом деле события в романе „Приключения Гекльберри Финна“ трагичны, хотя все они рассказаны с юмором. В самом деле: почти нищий мальчик, отец — алкоголик, гоняется за ним с ножом; в городе своем он жить не может. Дошло до того, что он бежит на остров, и там ему одному — в таком возрасте! — гораздо легче, чем с людьми… И негр, которого собираются продать куда-то на юг, от жены и от детей, и он тоже бежит от этого ужаса. Дальше: они плывут на плоту по реке, но город, где Джим мог бы стать вольным, по ошибке минуют в темноте. Проплыли… И никакой перспективы нет ни у негра, ни у мальчика.
Правда, у Марка Твена счастливый конец — с появлением Тома Сойера и освобождением Джима. Но Марк Твен написал вначале роман для взрослых, а потом уж, по требованию издателя, переделал его для детей. Не знаю точно, но убежден, что „хвост“ появился в результате этой операции. Счастливый „хвост“ мы отрубили — нам было важно проникнуть к сути явления. В романе много и трагического, и жестокого наряду со смешным. Это сочетание, наверное, меня и привлекло».
Таким образом, в своем ви́дении «Гекльберри Финна» Данелия пошел даже дальше, чем Эрнест Хемингуэй, не просто назвавший
Однако у мальчиков Гека и Тома негра Джима крадут лишь в предпоследней главе романа, тогда как «хвост», который предпочел отрубить Данелия, составляет аж десять последних глав (всего их 43). И именно эти главы — одна из вершин Марка Твена как юмориста: многостраничное нагромождение нелепостей, которыми Том Сойер обставляет похищение Джима из сарая тетушки Салли, и сегодня заставляет читателя любого возраста корчиться от смеха.
Данелия и Токарева в своем сценарии вообще старались брать из первоисточника как можно меньше всего «слишком приключенческого», а равно и «слишком смешного». Явно юморных реплик в духе «Держитесь как можно дальше от воды, чтобы чего-нибудь не случилось, потому что на роду написано, что вы кончите жизнь на виселице» сценаристы избегали как огня. В то же время в иных сценах Георгий и Виктория не без успеха подделывались под грубоватый американский юмор:
«Гек забрал монету обратно, хотел было ее спрятать, но в это время… Король протянул руку, молча отобрал у него доллар, присовокупил к своим и спрятал в карман.
Гек заволновался:
— Но мне же полагается. Ведь вы обещали.
— Деньги портят детей, — парировал Король. — У нас при дворе насчет этого было строго. Помню, я как-то раз свистнул пятицентовый, так мой папа Людовик так меня отделал сосновой доской, что я потом целый месяц из задницы занозы вытаскивал».
У Марка Твена этот диалог отсутствует.