Читаем Георгий Данелия полностью

В данелиевском кино тоже нередко возникает настоящая дружба — причем даже такая, которой никакая разница в возрасте не помеха. Грузный и значительный Коростелев дружит с маленьким пасынком Сережей больше, чем кто-либо из ровесников мальчика. Нелюдимый боцман Росомаха привязывается к назойливому подростку Ваське. Лучшими друзьями становятся молодой Бенжамен и престарелый Леван, Гекльберри Финн и негр Джим, а также седовласый капитан Фома Арчилыч и опекаемый им несовершеннолетний Толик.

Немеркнущим памятником советской дружбе народов стал приятельский союз грузина Мизандари и армянина Хачикяна в «Мимино». Этому тандему не уступает и дуэт прораба Машкова и студента Алексидзе — двух землян, угодивших в бездушный инопланетный мир и крепко сдружившихся на этой почве.

Даже у мягкотелого Бузыкина, на котором все ездят как хотят, есть верный друг Евдокимов, всегда готовый пустить запутавшегося в женщинах коллегу пожить у себя дома.

Да и те же джентльмены удачи, конечно, останутся большими друзьями — даже если так и не поверят, что перевоспитывал их не злой Доцент, а добрый Трошкин, всей душой прикипевший к непутевым подопечным.

<p>Часть вторая. Семидесятые</p><p>Глава восьмая. «Решил снимать „Гекльберри Финна“…»</p>Твен, Токарева: «Совсем пропащий»

«Я решил снимать „Гекльберри Финна“ Марка Твена.

В Госкино сказали:

— Валяй.

И мы с Викторией Токаревой сели писать сценарий. Но тут позвонил Калатозов и предложил быть сценаристом в совместном советско-итальянском фильме. Сценарист с итальянской стороны — отец итальянского неореализма Чезаре Дзаваттини, в главной роли — звезда мировой величины Альберто Сорди, продюсер — киномагнат Дино Де Лаурентис, режиссер — он, Калатозов».

Михаилу Калатозову Данелия отказать не мог, да и участие в заведомо громком международном проекте казалось заманчивым. Однако когда Михаил Константинович внезапно заболел, Данелию вызвали в Госкино и настоятельно попросили стать в этом проекте режиссером. Георгий Николаевич сначала наотрез отказался, но Калатозов уговорил его принять это предложение.

Вот как выглядел синопсис этого так и не снятого фильма: «Васин, житель деревни на берегу Волги (его, естественно, должен был играть Евгений Леонов), послал приглашение своему другу итальянцу Альберто, вместе с которым во время войны сражался с фашистами в итальянском Сопротивлении. Альберто прилетел с женой и ребенком. Васин встречал его, но в аэропорту друзья разминулись. Альберто с семьей добирается до волжской деревни самостоятельно — на корабле. В Ярославле он отстал от корабля. И дальше лихие и смешные приключения».

Данелия, разумеется, не собирался писать сценарий без Токаревой, но когда встал вопрос о творческой командировке в Рим, начальство попросту отказалось пускать туда писательницу. Данелия в мемуарах объясняет это условиями договора, в котором было прописано: по одному сценаристу с каждой стороны, советской и итальянской.

Однако сама Токарева в латентно автобиографической повести «Дерево на крыше» дает понять, что в Италию она не поехала стараниями Любови Соколовой, справедливо приревновавшей гражданского мужа к его соавтору. Некий высокий чин, с которым удалось связаться Соколовой (к тому времени уже заслуженной артистке РСФСР), клятвенно пообещал ей принять меры к тому, чтобы «семья не была разрушена», — и слово свое, как видно, сдержал.

Данелия хотел было и здесь встать в позу (мол, без соавтора никуда не поеду), но его вновь уговорили на обратное.

С первых же дней пребывания в Риме Георгий понял, что работа будет непростой — прежде всего из-за капризов звездного Сорди, который настаивал, чтобы при написании сценария были учтены все его требования, включая, например, изъятие персонажа, которого Данелия планировал писать на Леонова.

В результате окончательный вариант сценария, который бы устроил обе стороны, так и не появился — и многообещающий проект лопнул, как мыльный пузырь.

Горькое резюме Данелии по поводу всей этой затеи выглядит почти как фрагмент поэмы, написанной гекзаметром:

«Почти два года я потерял на той совместной мерихлюндии. И поделом мне!

Не надо было браться за постановку фильма, от которого отстранили Мастера.

Не надо было нарушать слово, которое дал сам себе — не снимать ничего по заказу.

Не надо было ехать в Рим, когда не выпустили соавтора (Прости, Вика.)».

* * *

Время, потраченное на неосуществленную совместную постановку, на закрытого перед самыми съемками «Хаджи-Мурата», а также и на «Джентльменов удачи» для друга Серого, оставило досадный пробел в карьере Данелии. Следующая его картина увидела свет лишь через четыре года после «Не горюй!» — это самый долгий перерыв в доперестроечной фильмографии Георгия Николаевича.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство