Из тех, кто играл в «Фортуне», наиболее подробно вспоминает о съемках Алексей Кравченко: «Когда я узнал, что меня в свой фильм „Фортуна“ позвал сам Данелия, от счастья не мог найти себе места. Начались съемки и так получилось, что я пару-тройку раз опаздывал минут на десять. Георгий Николаевич сначала молчал, а потом спокойно, не повышая голоса, сказал: „Еще раз опоздаешь, можешь больше не приезжать“. Вроде ничего особенного, но меня как будто током пронзило. Конечно, с того момента я стал приходить заранее, чего бы мне это ни стоило.
Работать было интересно, еще интереснее за ним наблюдать. Он, безусловно, абсолютный мастер, но пока у него не родилось внутри, пока он не придумал сцену, он к съемкам не приступал. При этом он мог не смущаясь сказать, что пока не знает, как снимать следующую сцену. Характер у него был не мягкий. Он всегда точно определял, что именно нужно. Конечно, дальше ты начинал в данном рисунке что-то придумывать, импровизировать, но рука мастера все равно тебя вела.
Он очень редко что-то показывал. Но однажды был случай, когда он решил помочь одному актеру сыграть жестокость. Я, ни о чем не подозревая, стоял рядом, как вдруг он вцепился мне в горло, тыча пальцами вместо пистолета. Он почему-то решил, что показать лучше всего на мне. Все на площадке напряглись. Я-то уж тем более, потому что это было весьма ощутимо. Вначале все вытянулись по струнке, а потом стали смеяться. Когда человек серьезен, он специально не смешит, а ты при этом падаешь от смеха, потому что это — ну очень смешно.
Он был скуп на похвалы. Мог сказать: „Молодец!“ И это надолго звучало музыкой в твоих ушах.
Снимали мы в основном на корабле. Плавать приходилось много. По команде прыгали в воду. Потом круги бросали, вылавливали друг друга. Данелия стоял на палубе, он, по-моему, даже в шлюпку никогда не садился. Мэтр есть мэтр.
Корабль шел по реке. К берегу мы подходили редко. Группа жила в замкнутом пространстве. Еда — макароны по-флотски. Чтобы сойти на берег в свободное от съемок время, надо было, как такси, поймать пролетавшую мимо ракету. Катер останавливался, полчаса швартовался. До Нижнего Новгорода он тебя доставлял, а чтобы вернуться, нужно было все рассчитать, потом уговорить капитана, чтобы он пришвартовался к нашему кораблю. В общем, пару раз съездишь, третий не захочется, да и опоздать опять же боишься. С тех пор я вообще никогда не опаздываю».
«Работать с Данелией было легко, — вторит Алексею оператор „Фортуны“ Геннадий Карюк, замечательно сработавшийся с режиссером еще на „Орле и решке“. — Был у него свой метод. Вот сидим мы, все отрепетировали, но не снимаем, а он ходит-ходит и вдруг как закричит: „Мотор!“ И мы тут же бросаемся по своим местам. Как солдаты по тревоге».
А снять надлежащим образом пресловутый финал, из которого родился весь фильм, получилось благодаря художнику Владимиру Аронину — тому самому, который в конце 1980-х заместил Александра Адабашьяна в постоянной съемочной команде Никиты Михалкова.
«Посреди реки погружается в воду Фома.
Вода стремительно доходит Фоме до пояса. Фома берет под козырек.
Корпус баржи утыкается в дно реки.
Погружение внезапно прекращается. Фома с приложенной к козырьку рукой оказывается по грудь в воде.
У берега в воде стоят застывшие Вадим, Толик, Петрович и Маша.
Посередине реки торчит голова Фомы в капитанской фуражке.
Из воды взмывают вверх заряды фейерверка.
А в синеве неба летит дирижабль, и звучат слова песни: „…успокой ты меня!..“
Фома улыбается».
В фильме это выглядит ровно так, как надо, то есть куда более впечатляюще, чем на бумаге.
Сам Георгий Николаевич в отличие от критика Савельева не считал, что это «единственный по-настоящему данелиевский кадр» в картине. Но все равно «Фортуна», по-видимому, не принесла режиссеру большого удовлетворения — и во многом именно из-за этого он предпочел отойти от игрового кино и сконцентрироваться на анимации.
В последних интервью Данелия говорил о «Фортуне» редко и скупо: «Мне нравится эпизод, в котором на сухогрузе везут монашек и они молятся. Но не тот это фильм, которым хотелось заканчивать карьеру».
Совсем не таким будет отношение режиссера к своей последней полнометражной работе — мультипликационной картине «Ку! Кин-дза-дза!», которую в заключительной главе мемуаров Данелия назвал лучшим, что он сделал в кино, со времен «Паспорта».
Глава восемнадцатая. «Американцы предложили…»