Похоже, что король, как и полагается, освободил весь совет от его обязанностей. Что же произошло? То, что между некоторыми из главных героев были трения, очевидно; между кем из них — менее ясно. Отношения принца с отцом, если и не были теплыми, то, похоже, всегда были хорошими. Однако король, во многом из-за болезни, которая преследовала его и из-за которой он составил свое завещание в начале 1409 года, возможно, был встревожен энергией своего сына и той очевидной легкостью, с которой он принял на себя руководство советом в начале 1410 года. В то время, когда Генрих IV планировал возглавить экспедицию во Францию в сентябре 1411 года, а затем не смог этого сделать, он испытывал унижение человека, чья способность активно править, казалось, уменьшалась, и который стал свидетелем того, как инициатива в вопросе, касающемся отношений с иностранной державой, вырвалась из его рук. Тот факт, что бургундские посланники, прибывшие в Англию в сентябре 1411 года, были уполномочены вести переговоры с "королем и принцем", мог создать у Генриха IV впечатление, что он больше не обладает той степенью власти, которую он, как казалось, осуществлял, власти, которая, казалось, фактически находилась в руках его сына и наследника[188]. Его гордость, естественно, была задета. Именно в этот момент епископ Бофорт мог предложить ему отречься от престола в пользу сына; в 1426 году епископу пришлось заявить в парламенте, что он всегда действовал с полной лояльностью по отношению к своему единокровному брату, королю: "Я был [трепетно преданным] человеком по отношению к королю Генриху четвертому"[189]. Разногласия в том, как лучше реализовать английские интересы во Франции (а не сами интересы), могли способствовать увеличению разрыва, который, похоже, увеличивался между королем, с одной стороны, и принцем и советом, определявшим политику, с другой. Не исключено также, что Томас, брат принца, мог чувствовать себя ущемленным тем, как к нему относился совет. Будучи королевским лейтенантом в Ирландии, Томас вряд ли добился выдающихся успехов: одной из причин этого было его нерегулярное проживание в самой Ирландии (а также в Гине, где он был капитаном), что было тактично прокомментировано в парламенте 1410 г.[190]
За этими изменениями, и уж точно за созывом парламента, стояло отсутствие успешной финансовой политики. Парламент 1410 года не был щедрым в своих пожалованиях: к осени 1411 года, когда собралась следующая ассамблея, второй из трех взносов, одобренных в 1410 году, был только что выплачен. Вполне вероятно, что потребность в дополнительных средствах лежала в основе решения созвать еще один парламент за целый год до того, как наступил срок последнего взноса субсидии, назначенной его предшественником[191]. Как намекнул король, поблагодарив совет принца за его услуги, можно было бы добиться большего, если бы были выделены большие суммы денег[192]. Если совет в некотором смысле был неудачным, то ответственность за эту неудачу возлагалась на парламент.
В основе объяснения событий ноября-декабря 1411 года, однако, должен лежать страх короля, что его положение находится под угрозой, и что принц, если не несет за это прямой ответственности, недостаточно энергично защищает своего отца. Признаки королевского беспокойства, возможно, неодобрения, можно было обнаружить в речи канцлера Томаса Бофорта, произнесенной на открытии сессии парламента. Призывая к "доброму управлению" королевством, Бофорт утверждал, что это зависит от верного и непредвзятого совета, а также от почета и уважения к самому королю[193]. Два дня спустя, отвечая на просьбу спикера Томаса Чосера выразить свое мнение, как это было позволено его предшественникам, король сказал, что он может это сделать, но что он не потерпит никаких "новелл" в этом собрании, и не позволит урезать свободы и права, которые принадлежат ему как королю, и которые ранее принадлежали его предшественникам[194].