После танкового расстрела здания начался штурм силами ОМОНа. По официальной версии, погибло 148 человек, по в печати назывались цифры от 1000 до 1500. Убитых хоронили тайно ночью. За один день войны было перебито русских граждан больше, чем за любые полгода войны в Афганистане. Были применены разрывные пули, газ «черемуха», спираль «Бруно». Причем, как официально сообщила Генеральная прокуратура, из оружия защитников парламента не был убит ни один человек. Сразу же после расстрела парламента власти опубликовали положения о новых выборах и об избирательной комиссии. Это доказывало, что все эти положения были заблаговременно подготовлены еще летом в связи
Зюганов тяжело переживал случившееся. Было ясно — начался новый этап трагической российской истории. Писатель А. Проханов вспоминает: «В октябре 93 года в Москве лютовали ельцинисты, действовал комендантский час, обкуренный ОМОН врывался в дома, взламывал багажники автомашин, когда Дом Советов, черный и страшный, был образом смерти, когда арестовывали, кидали в тюрьму наших товарищей. «День» был разгромлен, и одеколоновый телеведущий Молчанов рылся в моих архивах, я встретился с Зюгановым на Миусской площади. Мы кружились по Москве на стареньких «Жигулях», отрываясь от коржаковской наружки, обсуждали последствия разгрома оппозиции, оставшиеся возможности сопротивления. Я видел, как тяжело Зюганову, какие сложные решения ему предстоят, чтобы спасти свою партию, над которой нависла угроза истребления. Умной, осторожной, взвешенной политикой, рискуя иногда показаться конформистом, используя весь свой политический такт, Зюганов вывел партию из-под удара, привел ее в декабре к выборам, сделал КПРФ реальной политической силой страны, почти единственной организацией, о которую споткнулся и продолжает спотыкаться режим».
Оценивая спустя год произошедшее, Зюганов отмечал что организаторы разгрома парламента надеялись разгромить одновременно всю оппозицию, и это почти удалось. Загнав под крышу Дома Советов, они арестовали ее после штурма здания. Были закрыты все оппозиционные издания, кроме газеты «Русский инвалид», и предложен вариант выборов, результатом которых должна была стать абсолютная победа партии Гайдара. Что касается поведения оппозиции в Доме Советов и странных штурмов Останкино и мэрии, то здесь тоже есть определенное объяснение. Была отработана технология организации такого поведения оппозиции. Оставили парламент в изоляции, без питания, без воды, без канализации. Постоянно нагнетая информационный террор, добились нервного срыва у его руководителей, хотя те вроде бы прекрасно понимали, что если продержаться еще пару суток, ситуация развивалась бы совершенно иначе. Зюганов считает, что для того, чтобы выяснить причины и виновников произошедшего, надо ответить на некоторые вопросы. Почему телеустановки, которые демонстрировали миру этот образцово-показательный расстрел парламента, были заказаны еще до 21 сентября, заранее привезены и установлены в соответствующих точках? Почему чрезвычайное положение было введено 3 октября в 16 часов, когда манифестанты не подходили к мэрии и не собирались штурмовать Останкино? Почему машины, брошенные ОМОНом, оказались с ключами зажигания и полными баками бензина? Почему в Останкино заблаговременно были введены на бронетехнике шесть сотен спецназовцев с полным боекомплектом и приказом стрелять на поражение? Почему снайперы, о которых нам без конца твердили СМИ, вместе с их винтовками улетели через несколько дней туда же, откуда прилетели? И ни одного из них не представили ни следствию, ни общественности? Почему из Дома Советов, по официальным данным, не вынесли ни одного убитого? И почему все трупы погибших спецназовцев были сожжены? Хотя экспертиза по характеру ранений могла бы дать заключение, от чьих пуль они погибли. Зюганов сделал вывод — достаточно задаться этими вопросами и можно понять, что была классическая провокация, подготовленная очень грамотными людьми.