Зюганов пытался по служебному телефону Конституционного Суда — так называемой «кремлевке» переговорить с министром обороны, но как только произошло соединение с его приемной, сразу выключились все телефоны первой телефонной связи. Когда председатель Конституционного Суда Зорькин попросил, чтобы ему эта связь была срочно включена, Филатов, не стесняясь, нагло сказал ему: «Не позволяйте Зюганову разговаривать по Вашим телефонам и звонить туда, куда ему не положено». Все было предопределено, и Зюганов только мешал президентским структурам, пошедшим ва-банк.
К вечеру 21 сентября началась настоящая осада Дома Советов, который был оцеплен милицией, блокирован грузовыми автомобилями, огорожен колючей проводкой. В здании «концлагеря» в центре Москвы были отключены свет и водоснабжение. Противостояние постепенно обострялось. В народе печально шутили: «Традиционная русская забава — защита Белого дома» и «До сих пор были цветочки демократии, теперь пошли ягодки». Зюганов, верный своей линии урегулирования конфликтов мирными средствами, провел переговоры с прокурором Москвы Геннадием Пономаревым и представителями «Демократической России», но это ни к чему не привело. Это был не тот уровень, где решалась проблема. 3 октября Зюганов дважды выступал по телевидению с призывом к спокойствию, предложив сторонам не поддаваться на провокации и не применять силу. В то же время без ведома Зюганова ФНС в своих листовках ставил его подпись под призывами к гражданскому неповиновению.
Симпатии Зюганова безусловно и однозначно были на стороне мужественных защитников Дома Советов, но он понимал, что не имеет прав подставлять партию, лидером которой он являлся, под удар. Было ясно — Ельцин ни в коем случае не будет ждать несколько дней для выяснения позиции местных Советов, для проведения переговоров, которые сорвут давно намеченную операцию по ликвидации Верховного Совета. Причем во время ее проведения победа безусловно будет на стороне исполнительной власти, располагающей силовыми структурами. Ельцин — это не нерешительный Янаев со своим ГКЧП и церемониться не будет: если понадобится — зальет пол-Москвы кровью, а демократы одобрят его аплодисментами с криками «раздавите гадину». Зюганов, безусловно, понимал, что если его арестуют в Доме Советов во время неминуемого штурма, то следующим шагом будет окончательный запрет КПРФ. Это предопределило сложный выбор — неучастие в непосредственной обороне Дома Советов. Этот шаг Зюганова получил различные оценки. Некоторые радикальные коммунисты, вроде Н. Гарифулиной, даже обвинили Зюганова в излишней осторожности и робости, однако, думается, они предвзяты и односторонни, так как все было намного сложнее. Во всяком случае, решение председателя ЦК КПРФ имело свои весомые политические резоны.
3 октября сторонники Советов разблокировали Белый дом и, повинуясь авантюристическим призывам Руцкого, захватили столичную мэрию, двинулись к комплексу телевидения «Останкино». Там и начались первые столкновения и расстрелы. Утром 4 октября на глазах всего мира (благодаря своевременно организованной прямой трансляции по американскому телевидению) без предъявления ультиматума начался пулеметный, а затем танковый расстрел Дома Советов, где находились депутаты, обслуживающий персонал общей численностью около 4000 человек. Первый залп танковых орудий был сделан по фронтону здания, где находился металлический щит с советским гербом Российской Федерации.
Автор этих строк смотрел с ужасом телевизионную передачу по РТР и помнит каждую мелочь, каждое слово журналиста-комментатора, который буквально захлебывался в восторге от расстрела парламента. С чем сравнить увиденное? С Кровавым воскресеньем? С Ленским расстрелом 1912 г.? Но царь не расстреливал свои Государственные Думы, просто закрывал. Сталин не разгонял Верховные Советы, хотя и устроил массовые репрессии. Реформатор Хрущев расстрелял новочеркасских рабочих в 1962 г., но сделал это после начала погромов административных зданий. Можно найти только один похожий прецедент — в 1973 с генерал-фашист Пиночет взял штурмом резиденцию президента Чили Сальвадора Альенде. Генерала-фашиста теперь, возможно, ждет суд в Испании.